Декабристы на Севере
Шрифт:
В августе 1833 года Бенкендорф сообщил Марии Егоровне Горожанской волю царя и на этом основании отклонил ее неоднократные просьбы о возвращении ей “потерянного и злополучного сына в расстроенном его ныне состоянии” или о помещении его в “заведение для душевнобольных”. Такой ответ, разумеется, не мог удовлетворить мать. Эта терпеливая и мужественная женщина до конца боролась за сына. Она пыталась убедить Бенкендорфа, что “дальнейшее содержание несчастного узника в монастырской тюрьме есть тягчайшее его страдание и неизбежная гибель”. Мария Егоровна слезно и настойчиво повторяла свои просьбы “извлечь сына из настоящего убийственного заключения” и определить его в больницу для душевнобольных в центре страны. [134] Но на всех последующих прошениях матери декабриста красовалась царская резолюция: “Оставить без последствий”. Эта краткая, но имевшая огромную силу канцелярская формула отнимала у несчастных и
134
ЦГАОР СССР, ф. 109, 1 эксп., оп. 5, д. 61, ч. 172, л. 55об–58.
Чувствуя безнаказанность, Досифей продолжал “врачевать” больного революционера по-своему. Как и предсказывали иноки, он ухудшил положение Горожанского. Правда, в земляную тюрьму на этот раз его не опустили, но есть основания подозревать, что после отъезда Марии Егоровны декабриста перевели из камеры общего острога в каземат Головленковой башни, воспользовались им как карцером. На такое предположение наводит обнаруженная краеведами на камне каземата башни надпись: “14 декабря 1825 года”. Думается, что кроме Горожанского, в память которого должна была врезаться дата восстания декабристов, едва ли кто из заключенных тех лет мог сделать такую надпись. Склеп, в котором содержался Горожанский после трагического случая с караульным, именовался в исходящих монастырских бумагах “особенным чуланом”. [135]
135
ЦГИА СССР, ф. 796, оп. 116, д. 489, л. 2–2об.
Убийство Горожанским часового вынудило правительство ближе познакомиться с Соловками. Летом 1835 года монастырскую тюрьму ревизовал командированный из Петербурга подполковник корпуса жандармов Озерецковский. Жандармский офицер, видевший всякие картины тюремного быта и отвыкший удивляться, вынужден был признать, что монахи переусердствовали в своем тюремном рвении. Он отметил, что “положение арестантов Соловецкого монастыря весьма тяжко” и что “многие арестанты несут наказание, весьма превышающее меру вины их”. [136]
136
ЦГИА СССР, ф. 797, оп. 5, д. 21151, л. 3.
Результаты проверки Бенкендорф доложил царю. В ответ Николай I отменил прежний порядок ссылки на Соловки, по которому этим правом пользовались синод и Тайная розыскных дел канцелярия, и оставил его только за собой. Это означало официальное признание государственной важности соловецкого острога.
Изменено было положение арестантов, находившихся в монастырской тюрьме в момент проверки ее. Семь человек вовсе освобождались из заключения, пятнадцать сдавались в солдаты. [137]
137
Там же л. 3об –5.
Царские “милости”, последовавшие за осмотром монастырской тюрьмы Озерецковским, не распространялись лишь на Горожанского. В его положении особых изменений не наступило, если не считать, что декабриста переместили из мешка Головленковой башни в камеру тюремного здания. Дальнейшая судьба Горожанского определялась синодом и правительством на основании тех характеристик, которые давал своей жертве рясофорный тюремщик. Досифей несколько раз отправлял в синод одну и ту же, словно переписанную под копирку, характеристику Горожанского. В ней говорилось, что Горожанский “никаких увещательных слов слышать не может, отчего даже приходит в бешенство, и считает себя вправе и властным всегда и всякого убить, и если б дать ему ныне свободу, то он с убийственною злобою на каждого бросался б. А дабы он не мог сделать кому-либо вреда, то содержится в чулане без выпуску”. [138] Безапелляционное заключение строилось архимандритом на основании бездоказательных предположений, но подобная аттестация, повторяемая из года в год, лишала А. С. Горожанского возможности увидеть когда-либо свободу.
138
ЦГИА СССР, ф. 796, оп. 111, д. 821, л. 17об, оп. 115, д. 1063, л. 13об, оп. 116, д. 648, л.11об.
Кроме Горожанского, в тюрьме Соловецкого монастыря содержалось еще двое арестантов, потерявших рассудок: мастеровой Людиновского чугунного завода Петр Потапов и военный поселянин Федор Рабочий.
Монахам, по всей видимости, надоело возиться с умалишенными. Проку от них никакого,
139
Там же, ф. 796, оп. 116, д. 489, л. 2об.
140
ГААО, ф. 1367, оп. 1, д. 646, л. 36об.
Что касается Ф. Рабочего и А. Горожанского, которые заключены были в монастырскую тюрьму по воле царя, синод считал “неудобным испрашивать высочайшего разрешения на такую же для них меру, какая назначена теперь для Потапова, особенно же для Горожанского (подчеркнуто мной. — Г. Ф.), о котором и после убийства в самом монастыре часового, объявлена была высочайшая воля оставить его в сем монастыре”. Спросить бы у высших церковных иерархов — Серафима, митрополита Новгородского и Санктпетербургского, Филарета, митрополита Московского, и других, скрепивших своими подписями синодальный указ от 4 октября 1835 года, [141] а удобно ли было истязать в “кромешном омуте” Соловков человека, впавшего в безумие, совместимо ли это с догмами православной веры?
141
ЦГИА СССР, ф. 796, оп. 116, д. 489, л. 3.
А.С. Горожанский обрекался на мучительную смерть. Издевательства надзирателей над ним продолжались. Известно, что царь прислал монахам для заключенного смирительную куртку, [142] хотя не установлено, одевалась ли она на декабриста.
29 июля 1846 года в тюрьме Соловеикого монастыря, превращенной к этому времени в трехэтажную каменную гробницу, Горожанский скончался. [143] Через два года эту скорбную весть сообщили племяннице декабриста Александре Гавриловне Калининой.
142
Там же л. 2.
143
ЦГАОР СССР, ф. 109, 1 эксп., оп. 5, д. 61, ч. 172, л. 66.
В общей сложности А.С. Горожанский просидел в одиночных камерах Петропавловской крепости и Соловецкого монастыря 19 лет из 46, отпущенных ему судьбой. Он понес столь же тяжкое наказание, как осужденные по первому разряду руководители декабристских организаций и главные участники восстаний на Сенатской площади и на юге — в Черниговском полку.
Типичный декабрист, А.С. Горожанский “с терпением мраморным сносил” свою суровую долю. В Петропавловской крепости, в Оренбургской ссылке и в Соловецком монастыре Александр Семенович Горожанский несмотря на периодические приступы тяжелой душевной болезни вел себя мужественно, никогда не унижался перед карателями и не просил пощады у них, не выражал сожаления по поводу избранного пути, верил в правоту того дела, за которое боролся на свободе и страдал в застенках николаевских тюрем. До конца своих страдальческих дней борец за справедливость ненавидел царя, деспотизм и произвол.
Александр Семенович Горожанский, как и многие представители декабристского рыцарства, погиб, но не покорился.
В дни, когда страна отмечала 150-летие восстания декабристов, на здании бывшего Соловецкого острога появилась мемориальная доска с лаконичным текстом: “Декабрист А.С. Горожанский находился в заточении в Соловецком монастыре с 1831 по 1846 год”.
ИВАН ПЕТРОВИЧ ЖУКОВ
В 1903 году издательство товарищества Вольф выпустило беллетристическое произведение И.А. Строевой-Поллиной “Декабрист”. Книга имеет подзаголовок “Исторический роман из эпохи первой половины николаевских времен”. Это одно из ранних художественных произведений, посвященных декабристам, точнее, одному декабристу.