Декабристы. Перезагрузка
Шрифт:
Приметы:
лета 30
рост высокий
волосы, брови темно – русые
глаза серые
нос, рот умеренные
подбородок, лицо вытянутые.
С подлинным верно …»
Да – с, почесал я свой темно – русый затылок, по России-матушке с таким докУментом особо не поездишь! Ну, да, ничего. Хорошо, что хоть меня ограничили Петербургской губернией, а не каким-нибудь Екатеринославом … Жить можно!..
Как я и подозревал, встретиться сегодня с генерал-губернатором не получилось. Да, что там с Милорадовичем, с трудом удалось попасть даже в его канцелярию! В очереди отстоял три часа, зато
Дело заключалось в том, что Федор Николаевич, будучи боевым офицером, полковником, орденоносцем, состоявшим в адъютантах при генерале Милорадовиче еще с 1805 года, не только интересовался литературой в практическом плане, описывая в «Письмах русского офицера» военные действия и бои против Франции (эти военные записки и принесли Глинке литературную известность), а также являлся председателем «Вольного общества любителей российской словесности», членами которого были целый ряд будущих декабристов, но и сам Глинка, что особенно важно, участвовал в деятельности декабристского «Союза спасения», затем вместе с М.Ф. Орловым и А.Н. Муравьевым основал «Союз благоденствия», входил в Коренную его управу, активно участвовал в деятельности «Северного общества». Это был первый декабрист, и далеко не из последних по своей значимости, с которым я здесь столкнулся лицом к лицу!
О политике с Федором, с которым мы почти сразу «перешли на ты» не обмолвились ни словом, что, в общем-то, и понятно, зато вдоволь поговорили о моей литературной деятельности. Глинка, оказывается, прочитал большую часть моих вышедших в печать книг, ну, а те, что он не сумел найти в Петербурге, я ему подарил, благо с собой они у меня имелись. Идею типографии для печатания еженедельной газеты с ребусами и отрывками переводов на русский язык моих ранее напечатанных и новых книг он горячо поддержал, что и неудивительно, от страстного литератора странно было бы ожидать иной реакции. Расстались мы на том, что Глинка клятвенно заверил меня, что будет лично ходатайствовать перед Милорадовичем в пользу открытия типографии, взял мои книги и образцы газет с тем, чтобы продемонстрировать их генерал-губернатору и пообещал мне устроить с Милорадовичем аудиенцию в самые кратчайшие сроки.
Ну и еще в свое «Вольное общество» Глинка зазывал и расписывал его, прям как «восьмое чудо света». Но в гости туда я совсем не спешил, скорее наоборот. Публика на тех литературных посиделках собиралась слишком уж специфическая, что называется «масон на масоне сидит и декабристом погоняет». Рано мне пока обзаводиться компрометирующими связями, сначала надо укрепить на берегах Невы свои позиции во всех смыслах этого слова, попытаться встроиться в здешнее общество. Измазаться с головы до ног в дурно пахнущие субстанции, с точки зрения нынешнего поколения властьпредержащих, я, надеюсь, еще успею.
Не прошло и двух дней, как я снова оказался на Адмиралтейском проспекте, но на сей раз не один. Перед тем
– Имею честь знать его высокопревосходительство очень давно, уже лет семнадцать. Михаил Андреевич, помимо всем известных военных заслуг на ниве служения Отечеству, является еще и страстным театралом! Да – да! В прошлом году он возглавил Комитет для составления нового проекта об управлении театрами. Не чужд он и литературы с поэзией.
Я вопросительно изогнул бровь.
– Так вот слушай, Ваня, скажу тебе по секрету, два года назад Михаил Андреевич лично допрашивал небезызвестного тебе Пушкина Александра Сергеевича по поводу его антиправительственных стихов и фактически спас его от ссылки в Соловецкий монастырь или Сибирь …
До конца дослушать Глинку не успел. Из кабинета Милорадовича вышел офицер – кавалерист, держа в руке письмо с печатями.
– Пошли, Ваня, – Глинка ободряюще слегка постучал мне по спине.
Милорадович предстал передо мной в блестящем генеральском мундире с крестами на шее и звездами на груди. Михаил Андреевич, по линии отца происходил из сербского дворянского рода, роста был среднего, с довольно большим носом; русые волосы, в беспорядке взъерошенные на голове по здешней моде, оттеняли слегка подчеркнутое морщинами продолговатое лицо.
При нашем с Глинкой появлении генерал-губернатор и член Государственного совета сидел за столом и, не спеша раскуривая трубку, изучал содержимое каких-то бумаг.
– Ваше высокопревосходительство, – я склонил голову, – имею честь отрекомендоваться …
Милорадович довольно бодро вскочил с кресла:
– Действительно, русский, а я, прочтя принесенные Федором Николаевичем американские книги и кроссворды, что-то даже усомнился в душевном здоровье своего старого боевого товарища, – Милорадович громко рассмеялся.
– Ступай Федор Николаевич, – обратился он к Глинке, – я с нашим американским гостем пообщаюсь tet – a–tet.
Глинка себя ждать не заставил, сразу же вышел, прикрыв за собой дверь.
– Ваше высокопревосходительство …
– Бросьте вы, милостивый государь, Иван Михайлович – Милорадович подошел ко мне вплотную и глядя мне в глаза чуть задрал голову, – поговорим по-простому, без чинов?
– В неофициальной обстановке, так сказать?..
– Интересные у вас англицизмы, молодой человек, никогда не слышал, но по существу сказано, верно. Если вас не затруднит, то не тушуйтесь, обращайтесь ко мне Михаил Андреевич. Я еще окончательно из боевого генерала в паркетного шаркуна не превратился.
Милорадович опять заразительно рассмеялся, видать настроение у генерала было хорошее.
Вышел я из апартаментов генерал-губернатора весьма довольный сложившимся между нами разговором. Милорадовича интересовал в первую очередь вопрос содержания планируемой газеты, а именно, буду ли я печатать в ней статьи и заметки политического характера. Такую возможность я категорически отверг, заявив, что моя газета будет носить исключительно развлекательный характер, как и планируемые к печати книги. Наглядный пример у Милорадовича был перед глазами – мои рубрики в американских газетах, как и вышедшие книги политики вообще не касались никаким боком.