Декамерон по-русски
Шрифт:
– А ты что? – закономерно поинтересовалась я.
– А что я? – Трошкина сделала горделивое лицо праведницы. – У меня же Зяма!
– Ты что, отшила нового поклонника?! – шокировалась я. – Алка! Зяма у тебя уже два года, и что? До сих пор ни слова о свадьбе!
Алка надулась. Я покосилась на нее и спросила мягче:
– Правда, отшила? Совсем-совсем отшила или оставила хоть маленькую надежду?
– Ничего не оставила! – гордая праведница вздернула острый подбородочек. – Я не такая, как некоторые!
– Хамишь! – надулась теперь уже я.
В диспетчерскую такси
– О, мой зонтик! – обрадовалась Алка.
– О, Севин шарфик! – удивилась я.
На полке вроде книжной, только с ячейками, аккуратным рядком лежали чьи-то невостребованные потери: потрепанный бумажник, записная книжка, связка ключей, очки с помятой дужкой, одинокая перчатка. Они выглядели сиротливо и разительно контрастировали с шикарным дорогим шарфом от Roberto Cavalli.
Яркий, бирюзово-голубой(редкая расцветка для мужской модели!), он свернулся в пышный клубок, свесив вниз широкий язык с монограммой ручной работы. Затейливый вензель «ВП» шифровал не фирму-производителя, а владельца шарфа – Всеволода Полонского. Я это знала совершенно точно, потому что не раз видела аналогичную монограмму на носовых платках коллеги. Севина матушка чрезвычайно увлекается рукоделием.
Чтобы получить обратно зонт, Алке было предложено максимально точно описать вчерашнюю машину, ее водителя и обстоятельства, сопутствовавшие поездке. Марку автомобиля ни подружка, ни я не запомнили, а о водителе могли с полной уверенностью сказать только то, что он в машине был. К счастью, оказалось достаточно назвать наш маршрут – «из центра в аэропорт с остановкой возле кладбища». Очевидно, таксисту вчерашняя поездка запомнилась лучше, чем нам, и он успел поделиться впечатлениями с коллегами.
– А нельзя ли нам еще и вот этот шарфик забрать? – вдохновленная успехом с зонтиком, спросила я. – Я знаю его хозяина, мы с ним вместе работаем.
– Вы ошибаетесь, – возразила румяная дама, заглянув в потрепанную тетрадь. – Эту вещь забыла в машине девушка.
– Серьезно?
Я нахально подвинула румяную даму, подошла поближе к стеллажу, рассмотрела цифры на наклейке, украшающей соответствующую ячейку, и легко расшифровала:
– И было это в понедельник.
– Так ведь в понедельник Севу Полонского арестовали! – слишком громко припомнила Трошкина.
Румяная дама слегка побледнела. Я прочитала в ее глазах невысказанный тревожный вопрос «Где же это вы все вместе работаете?» и дала на него единственно правильный ответ:
– Мы из спецагентства.
– Вы можете описать внешность той девушки? – не дав даме опомниться, с нажимом спросила Трошкина.
– Я – нет, но могу Виктора спросить, это он сдал находку…
– Спросите Виктора! – разрешила я.
Водитель Виктор Сидоров был допрошен по рации. Дамочку, потерявшую бирюзовый шарф, он запомнил очень хорошо – главным образом потому, что при посадке она назвала конечным пунктом следования городскую окраину, а сама выскочила из машины за первым же поворотом. Правда, сунула водителю сто рублей, так что сильно сердиться он не стал, только удивленно посмотрел
– Это был красный «Феррари» с откидным верхом! – откровенно смакуя воспоминание, сказал таксист.
Девушка у него такого слюноотделения не вызвала. Таксист пренебрежительно назвал ее пигалицей и с некоторым трудом припомнил, что «она была в чем-то синем».
– Похоже, то была Алиса Лютова! – озарило меня.
– Так ведь Алису Лютову в понедельник убили! – моментально откликнулась Трошкина.
Некогда румяная дама сделалась вовсе серой. Мне стало ее жаль. Немногие женщины способны, как мы с Трошкиной, мужественно и доблестно переживать детективные истории!
– Спасибо, вы нам очень помогли, – благосклонно сказала я даме, имеющей во всех смыслах бледный вид, и мы с моей боевой подругой удалились из диспетчерской.
Нежно обнимая вернувшийся к ней австралийский зонтик, богатая бездельница Алка поехала домой, а я, бедная наемная труженица, на работу. Открыть дверь офиса я не успела – она распахнулась сама, и из кабинета неожиданно и шумно, как засадный полк из укрытия, выскочила рыдающая Липовецкая. Я отшатнулась, пропустила коллегу в коридор и встревоженно посмотрела – куда это она?
«В туалет, – предположил внутренний голос. – Ты видела, на что похоже ее лицо?»
Лицо у Зойки было бледное, припухшее, в сложных разводах голубых теней и синей туши. Лицом зареванная Зойка здорово походила на большой гжельский чайник.
– Ну, что у нас плохого? – нарочито ровным тоном Айболита, прибывшего по срочному вызову, спросила я Сашку Баринова.
Он сидел на подоконнике, что вообще-то у нас категорически запрещено – не всем повально, а персонально Баринову. Сашка поразительно вертляв и при посадке на подоконник обязательно сбивает на пол хотя бы один цветочный горшок. Как куратор нашей офисной флоры, Зоя категорически требует от Баринова не приближаться к горшечным растениям на расстояние хоть чего-нибудь вытянутого. Но сейчас одернуть Сашку было некому.
– Это что за боди-арт? – спросила я, через плечо указав на коридор, откуда доносились затихающие завывания расписной Липовецкой-Гжельской.
– Арт хэз эн энэми кэллд игнорэнс! – с апломбом ответил знакомый голос из кабинета Бронича.
Принадлежал этот голос, впрочем, вовсе не шефу. Бронич никогда не стал бы говорить, что «у искусства есть враг, который зовется невежеством». Во-первых, он не разделяет это мнение, во-вторых, вовсе не знает английского.
– Кто там? – Я подняла брови выше и указала пальчиком на кабинет.
– Эт-то я, почтальон Печкин! Принес заметку про вашего мальчика, – мрачно пробасил из своей каморки Эндрю.
– Это птица розовая, – грустно ответил мне Сашка.
– Фламинго, что ли?!
– Почему фламинго? Попугай, – так же грустно объяснил Баринов, и до меня с опозданием дошло, что я неправильно поняла: он сказал не «птица розовая», а «птица Розова».
– Эдькин Кортес? – Я бросила на стол сумку и пошла в кабинет Бронича. – А что он тут делает?
– Сиротеет, – всхлипнул Сашка.