Декамерон
Шрифт:
— Вот так, — буркнул Флэй.
— Я не знаю, что с ними произошло. Они не гнили. Наоборот, их будто… засолило, закоптило, хрен разберешь. Чем больше стекла из них прорастало, тем суше выглядели больные. Из них будто высасывало все соки. Меня больше другое волновало: крысы. Крысы даже не прикасались к ним. Отказывались жрать.
«Интересно. Возможно, хвостатые чувствовали заразу. Это как с острыми перцами. В основном, только человек сознательно поедает его».
— Стало быть, их тела после остекления так и остались лежать там? Никто их не трогал из вас? — размышлял Альдред вслух.
—
«Выходит, чёрный нектар, когда прорастает из человека, действительно что-то эмитирует. Что-то такое, что человек вдыхает внутрь. Как мелкодисперсную пыль. И даже не замечает. А она оседает в дыхательных путях, попадает в кровоток. Видимо, как-то так это работает. Хорошо, что я взял респиратор. Но… как много этих частиц может быть в воздухе? Какое расстояние от очага заражения можно считать безопасным? Это всё звучит крайне хаотично. Непонятно…»
— Мы просто ушли от них. Бедняги до сих пор там лежат. Их нет в живых, — пролепетал Маттео Цанци, заворачивая за угол. Флэй увязался за ним.
«Ага. Они просто разносят вредоносные элементы в атмосферу. Упыри из них не получаются. Похоже, Чёрный мор так влияет на слабые организмы. Старые. Потасканные. Возможно, Марио Валентино ждала именно такая участь…»
— Ладно. Что с теми, кого лихорадило? — вновь поинтересовался ренегат.
— Они сгорали за сутки-двое, — пояснял бродяга. — Сложно сказать. По большому счёту, изначально эти не отличались от первых. Совсем. Разве что дольше сохраняли подвижность. Мы с ними не разговаривали почти. Они постоянно суетились. Болтали что-то. Видели то, чего нет. Кажется, у них ехала крыша. Бились об стену головой. На их коже выступали какие-то чёрные прожилки. Они постоянно кыркали. Хрипели. Блевали кровью. Что съедали, возвращали обратно. А потом… просто замыкались в себе.
— Конкретнее, — попросил дезертир мягко.
— Вставали, где потемнее. Обнимали себя за плечи. Горбились. Шептали что-то. Стояли так часами. Даже не меняли позу. У них из черепов и лиц прорастало стекло. А глаза горели в темноте. Как самоцветы, юный инквизитор. Зелёные. Синие. Голубые. Янтарные. Пурпурные. Даже чёрные. Представляете, синьор?..
«Очень странно. Ни на одну естественную болезнь это не похоже. Значит, во всём этом как-то замешана Серость. Существуют и аномальные болезни. Транспарентность, например. Человек не может быть прозрачным. Чисто физически. Но если сам Тонкий Мир воздействует на его тело, это железное правило рушится. Также и здесь, вероятно».
— То есть, какими их глаза были до болезни, такого и цвета становятся после? — озвучил свою догадку Альдред.
— Именно так, юный инквизитор.
— Что с ними стало после этого?
— Понятия не имею, синьор. Мы решили держаться от них подальше. А когда я проходил мимо тех углов, где они встали, их уже не было. Я… честно, понятия не имею, куда они делись тогда, — боязливо оправдывался Цанци.
— Есть вероятность, что они стали «белыми»? — спросил Флэй.
— Ну, я бы это не исключал. — Маттео почесал затылок, запустив волосы глубоко в сальную шевелюру.
— Кто были
— В основном, молодые и сравнительно крепкие. Наши местные царьки. Всегда отбирали себе самых жирных крыс. Занимали места поближе к очагам. Никто ничего не мог им сделать. Оставалось мириться, — припоминал бродяга.
«Любопытно. Если верить рассказам бездомного, упыри получаются из наиболее жизнеспособных людей. Оно и понятно. Я не видел среди каннибалов стариков и детей. Подростков разве что.
Зараза вступает в ожесточённую схватку с иммунитетом, побеждает его. А больные вырождаются в людоедов. Наиболее жизнестойкие, с прекрасным здоровьем, зверским аппетитом. Сильные, выносливые, быстрые и ловкие. Молодые.
По крайней мере, теперь мне примерно понятно, в какой группе риска я. Даже не знаю, что хуже: стать «стеклянной шишкой» или превратиться в упыря…»
— А что насчёт последних? Ты сказал, они и ни живые, и ни мёртвые. Почему?..
— Дело в том, что я видел нечто подобное ранее. Например, когда кто-то из наших напорется на ржавую железяку. Где ему обработать рану? Врач даже за большие деньги не спустится в Клоаку. Да и негде брать эти деньги. Кому-то везёт. Кому-то — нет. И вот тогда начинается хождение по мукам.
— Ты имеешь ввиду заражение крови? — уточнил дезертир.
— М? Что? Да, наверное, это называется как-то так, — не стал спорить бродяга.
— Ну, — гадал ренегат. — У этих больных учащалось, например, сердцебиение? Потели, может, сильно? Всё тело болело? Знобило? Высыпания на коже? Одышка? Трупная бледность? Глаза кровью не заливало? Лоб, возможно, горячий?
— Всё было в точности так, как Вы описываете, юный инквизитор, — поддакнул тот раболепно. — Я до сих пор не могу поверить… С нами было два мурина. Чёрные, как ночь. Они заболели. Их кожа стала белая, как мел. Как мел!
— Сколько такие, как они, жили? — осведомился беглец.
— Да с лёту и не скажешь. — Маттео Цанци призадумался. — Я бы сказал, они сгорали меньше, чем за сутки. Мы — воробьи стреляные. Даже не пытались им помочь. Не могли. Они затихали внезапно. Умирали в одиночестве.
— Но как ты понял, что это именно та болезнь? — насупился Альдред.
— Из них также лезло стекло. Причём — очень быстро. Быстрее обычного.
— Кто были эти люди? Возраст, пол там?..
— Я бы не стал класть все яйца в одну корзину, юный инквизитор, — отвечал бродяга, чуть выбившись вперёд. — Женщины, мужчины. Юные. Молодые. Зрелые. Косило всех без разбору.
— И что дальше? Они просто заболевали и просто умирали? — предположил тот.
— Мы тоже так думали, — парировал Маттео. — Легко было так думать, если они лежали и просто воняли. Часами. Но когда наши уснули, трупы вдруг ожили. Белые напали на нас, начали рвать всех без разбору.
Бродяга посмотрел куда-то в сторону, выругался себе под нос и изрёк:
— Примерно как-то так я с ними и познакомился впервые. Те, кто из наших уцелел, ещё долго прятались по коллекторам, по подсобкам. Белые трупы прошлись по Клоаке, будто прожорливый рой саранчи. Они и золотарей, которые выходили на смену, сожрали. Кто плохо прятался — тоже погиб. Нам повезло. Твари ушли. Но сегодня вернулись.