Дела и ужасы Жени Осинкиной

Чудакова Мариэтта Омаровна

Нет, про телевидение и Интернет мы сейчас не говорим. То как раз интересно, что безо всякого Интернета до Заманилок меньше чем за сутки докатилась по сибирским просторам весть, что некто Харон (известный в Заманилках, заметим, только одному человеку — Мобуте; и именно к нему одному и подкатилась под ноги эта весть), во-первых, несколько месяцев назад объявился в лесах под Омском. А во-вторых, только что вывезен оттуда в Омск в связанном виде. Для того, надо понимать, чтобы предстать перед правосудием. При этом, заметьте, в «Победе социализма» мобильных телефонов

ни у кого не было. А у тех, кто участвовал в самой операции или ее наблюдал, не могла появиться мысль сообщить об этом именно Мобуте. Тем не менее Мобута про это узнал.

И лишь третья, самая свежая новость — что в Омске Харон ухитрился от захвативших его сбежать, — до Заманилок почему-то не докатилась.

А если бы докатилась, Мобута, может быть, и не предпринял бы своих поспешных действий. И не спровоцировал бы тем самым не менее поспешных действий Дениса Скоробогатова и Славки-байкера — утром того самого дня, о котором шла речь в предыдущей главе.

Читатель должен помнить, что Славке показываться Мобуте на глаза было ни в коем случае нельзя — тот скорей всего если и не узнал, то вычислил его в ту злосчастную ночь, когда Славик на мотоцикле засек их с Хароном у мостика над телом Анжелики.

На разведку к дому Мобуты (адрес и местоположение, как и внешность убийцы, Слава тщательно описал) в это утро был заслан Скин.

И ему повезло.

В самый тот момент, когда он с равнодушным видом шел по пыльной Интернациональной, хворостиной расчищая себе путь среди стада жирных гусей, вперевалку двигавшихся впереди, перегородив всю улицу, он и увидел стоявшего у калитки своего дома Мобуту. Тот подносил зажигалку старику с жидковатой желто-седой бороденкой, попыхивавшему большой сигаретиной (которой Мобута, видимо, его и угостил), и говорил громко, наклоняясь к его большому, тоже поросшему седым волосом, уху:

— К сеструхе еду! Давно зовет — картошку выкопать некому.

Рядом с Мобутой стоял большой зеленый рюкзак. Ставни в его доме были закрыты на засовы с замками, дверь плотно прикрыта и явно заперта.

Но главное, главное! К зажигалке был подвешен брелок. Блестящая гильза.

…Важно теперь не ускорить ни с того ни с сего шаг, хотя Скина подмывало припустить что есть силы.

А Мобута вздернул зеленый рюкзак на плечи и, попрощавшись со стариком, двинулся к околице.

Он шел, и мысли тяжело ворочались в его голове. Ни к какой сеструхе он, конечно, ехать не собирался, а сообщал об этом старику-соседу, чтобы замести следы. Мобута понимал одно — если Харона взяли, и именно по этому мартовскому делу, то Харон или его сдаст и все на него повесит (это при том, что вообще-то Мобута до Анжелики и не дотронулся — Харон сам все делал), или — что еще вернее — постарается с ним покончить. Тем самым путем, о котором уже говорилось. А тогда свидетелей вообще нет, и никто ничего не докажет.

Почему

же нет? — спросит тот, кто прекрасно помнит про заказчицу убийства. Да потому, что она, как известно было Мобуте со слов Харона, их обоих не знала, ни имен их, ни кличек. А вышла на Харона через посредника. А посредник этот, как только передал Харону деньги (тот Мобуте его долю отдал целиком, тут ничего не скажешь), сразу и ушел контрактником в Чечню. И там в первую же неделю его подорвали.

Славку-байкера Мобута в ту ночь узнал — и в лицо, и по мотоциклу. И взял это дело на заметку. А Харон стоял к мостику спиной и считал, что какой-то мотоциклист просвистел на скорости и ничего не видел.

В общем, так или иначе, путь Мобуты лежал к станции. Он мог бы доехать на автобусе, но автобус проходил через Заманилки только два раза в день. Первый рейс Мобута пропустил, а второго ждать не стал, двинул пехом. До станции семь километров, но Мобута любил повторять: «Бешеному волку семь верст не крюк».

А Скин дул что есть силы по тропинке к Славке. Бегал он хорошо, особенно с тех пор как бросил курить. Вообще-то это был уже бег с препятствиями — после недавнего урагана поперек тропинки довольно высоко, пружиня на ветвях, лежали поваленные березы, и Скин перепрыгивал через них резво, словно конь.

Славка молча выслушал его рассказ, где было для него две новости — как в анекдотах, хорошая и плохая. Хорошая — что вещдок при владельце, и любой следователь сразу увидит, что пуля, найденная Славкой в снегу, от этой гильзы. Плохая — что Мобута рвет когти.

Решение, как именно его задержать, пришло Славке в голову почти мгновенно. Он тут же изложил его Денису и встретил полное понимание. Все-таки Скин был мужественный человек, этого у него не отнять. Может, за это и полюбили его новые друзья.

— Лишь бы сегодня Костыль на дежурстве, — повторял Славка, уже выводя мотоцикл на дорогу. — Без него тоже можем выкрутиться, но с ним верней бы. Он правильный мужик.

Оба нацепили шлемы (без шлема Слава-байкер даже на самую короткую дистанцию не ездил и друзей не возил), оседлали «Харлея» (бывшую, напомним, «Яву») и улетели. Безошибочный расчет Славки был на то, что они скроются за лесом до того, как Мобута выйдет на опушку: в Славкины расчеты не входило, чтоб он засек его мотоцикл.

Глава 22. В Москве. Старший и младший Бессоновы и Гоголь

Бессонов-старший стоял в коридоре и прислушивался. Сквозь дверь слышался смех его сына. Вот умолк — и снова смеется. И сама собой всплыла вдруг в памяти картинка из того времени, когда Бессонов еще жил с семьей, — пятилетний Ванечка смеется, закинув голову, и видны все его маленькие зубки…

А вот уже громко хохочет! Но с кем — вот что интересно. Бессонов был уверен, что Иван в комнате один. Только сегодня ведь прилетел!