Дела минувшие
Шрифт:
– Где дом Нектарии?
– Неподалеку от Башкировских мельниц. В полугоре.
– Тебе мука оттуда не нужна?
– Да можно взять куль… пудов на девять… Только как вы его допрете, ваше благородие? Гора у нас крутая!
– Но мы пройдем мимо нужного дома? – настаивал титулярный.
– Пройдем, и я дам знак. Однако же девять пудов!
– Зато никто не заподозрит.
Агент Мыловар только крякнул.
В результате утром следующего дня в овраг со стороны Благовещенской слободы шагали двое. Впереди указывал дорогу владелец единственной в округе чайной. За ним крепкий малый в обдергайке тащил куль крупчатки. Девять пудов он нес не на спине, а на плече! Как будто там была вата… Вокруг шла повседневная жизнь.
А на том берегу сияло всегда красивое Заочье: колокольни кунавинских храмов, мачты первых пароходов, густая зелень Савеловой Гривы…
Проходя мимо кособокой избенки, больше похожей на баню, Суседов на секунду остановился поправить штанину.
Спустя четверть часа парень в обсыпанной мукой обдергайке шел обратно. Он глупо улыбался, звенел зажатыми в кулаке монетами и напевал «Солучилася беда у Софронова купца». Явно располагал, как лучше пропить выручку. На крыльце кособокой хибары стоял высокий мужик в невообразимых [34] ядовито-лилового цвета и справлял малую нужду. Оба не обратили друг на друга никакого внимания.
34
Невообразимые – подштанники.
Вычислив укрытие каторжника, Лыков заглянул в острог. Цапля пришел в себя после допроса, но выглядел по-прежнему неважно.
– Да, Федор, перевязочный пункт у тебя под глазом еще неделю продержится, – съязвил сыщик. – Нечего было людей убивать!
– Я не убивал, вашество.
– Ага, споспешествовал. За руки держал.
– И за руки не держал, а токмо водку с ним пил.
– Да, а потом денщик умер. Ты овечкой-то не прикидывайся, каторги не миновать. Но смягчение участи, считай, у тебя в кармане – за чистосердечное признание. Скажи мне еще вот что. Колька Бешеный какой человек?
– Бешеный и есть, – сник мазурик. – Чуть что не по нему, сразу в рыло.
– Сильный?
– Не то слово. Прям черкасский бык!
– Ну, я ему рога отшибу, бык и присмиреет, – осклабился титулярный. – А когда он у своей бабы бывает, днем или ночью?
– Ночью он, ваше благородие, на грант ходит, разбойничает, стало быть. После чего в шалмане угощается или читает книжку в тридцать два листа [35] . А утром отсыпается. Если хотите его заарестовать, то утром самое то.
35
Читать книжку в тридцать два листа – играть в карты.
– Кто еще у его бабы может быть в доме? Другие жильцы есть?
Цапля стал припоминать:
– Были трое с пивоваренного завода Барбатенкова. Простые мужики, с деревень. Они утром на работу уйдут.
– А в какие шалманы Колька заглядывает?
– На Буграх, в портерной Ляхова бывает. Трактир Каткова на Ильинке даже любит. В Гордеевке в номерах Чувосеева в карты дуется. А еще есть «мельница» на улице За острожным огородом [36] ,
36
Улица так и называлась официально – За острожным огородом.
– Значит, ежели я приду с утра пораньше, есть вероятность с Бешеным с глазу на глаз поговорить?
– Так точно.
Алексей поднялся, слегка хлопнул арестанта по плечу. Тот вскрикнул:
– Ой!
– Не ойкай, а готовься. Скоро свидишься со своим товарищем. И расскажешь ему про фельдфебеля Теплова. Пусть сбережет наше время – все равно Теплов его приведет к чистосердечному. Только дольше мучиться будет.
Ночью в городе случился новый разбой. Поставщик мяса для боен с салотопкой Нищенкова, прасол Чох, припозднился с поставкой. И возвращался уже в темноте, имея при себе девятьсот рублей. Да еще пошел, дурак, пешком. На Напольно-Солдатской, возле Печерских казарм, выскочил человек большого роста и жахнул прасола по голове кулаком. Очнулся бедолага без выручки и с шишкой на темени. Хорошо еще, из казарм прибежали казаки и спугнули бандита, а не то все кончилось бы много хуже.
Под утро Лыков с Титусом сумели его допросить. Чох уже пришел в себя и держался бодро. На вопрос о приметах нападавшего он ответил:
– Рост – два аршина десять вершков [37] ,кудлатый, одет в синие шаровары русской ткани и суконную жилетку. Сверху пальто на вате, на шее холщовый кисет.
– Как же вы кисет рассмотрели? – удивился Яан.
– А перед тем, как сознания лишиться, – пояснил прасол. – Он туда мои деньги засовывал.
– Особых примет не помните?
37
186,5 см.
– Злой. Слова не сказал, сразу бить. Я бы отдал без спора, так он даже и не предложил…
Утром Благово объявил всему отделению:
– Пора этого злого прекратить. Надоел он мне. Лыков!
– Так точно!
– Что «так точно»?
– Прекратим. Да я его одной левой…
– Возьми Титуса с Форосковым и доставьте мне эту сволочь.
Титулярный советник попросил назначить его одного – много чести втроем брать Кольку Бешеного. Но шеф цыкнул и закончил совещание. Через час сыщики подходили к избушке Нектарии Семеновой. Было холодно, от Оки полз туман. Навстречу группками по два-три человека спускались по тропе рабочие. Они оглядывали незнакомцев и прибавляли шаг.
Вот и знакомая хибара. Лыков похлопал себя по карману – легко ли вынимается револьвер. Вроде легко… В этот момент изнутри донеслось дружное хоровое пение:
– Отъезжает мой соколикВ Нижний мылом торговать!Арестная команда укрылась за углом, Лыков зло прокомментировал:
– Пивовары решили на службу не ходить. Вот шаромыжники!
– Что делать будем? – Титус сунул «смит-вессон» обратно за пояс. – И стрелять нельзя…
– Я его выманю, – сообразил Форосков. – Спрячьтесь по бокам от крыльца так, чтобы вас не было видно.
Лыков с Титусом присели на корточки у крыльца. Петр забарабанил в дверь:
– Нектария, отворяй!
Песня сразу стихла, и послышался женский голос:
– Кто там еще в такую рань?
– Это я, Ванька!
– Какой еще Ванька?
– А у тебя их много, что ли? Отворяй, я деньги принес!
Это была старая уловка сыщиков. Волшебная фраза «я деньги принес» открывала любые двери. Кто, какие деньги – не важно. Так и сейчас: стукнул засов, и наружу высунулся рослый мужик в кубовой рубахе, с холщовым кисетом на груди.