Дела Разбойного Приказа-6королев Тюдора. Компиляция. Книги 1-12

Уэйр Элисон

— Будут годуновские, — ответил Филька. — Годуновская мошна бездонная. Всех купит! А это девять полков. А у Богдашки один.

— Зато на стенах! — радостно сказал Михайлушко. — И с пушками!

— У замоскворецких тоже пушки есть. И добрые дружки найдутся, и эти дружки им ворота откроют.

— Не откроют! А если и откроют, то будет поздно. Богдашка к тому времени сосунка на трон посадит.

— Не посадит! — почти крикнул Филька. — Не по закону это!

— По закону! — заревел Михайлушко. — Богдашка говорил, что по закону, что государь сам говорил, что Федька-царевич

умом слаб, нечего ему на царстве делать, а посадите лучше сосунка, а при нем, пока он сосунок, поставьте моего Богдашку.

— Когда он такое говорил? Брехня это!

— Нет, не брехня! Родька тоже это слышал…

— Тише! — грозно приказал Маркел. — Тише, я кому сказал?

Михайлушко и Филька замолчали. Маркел спросил:

— Что-то я не понимаю, какой сосунок? И что царь говорил?

— Не говорил он ничего такого, — сердито сказал Филька. — Это Богдашка так брешет.

— Нет, не брешет! Говорил! — опять громко сказал Михайлушко. — Говорил, что государь Иван Васильевич вчера, перед тем как преставиться, сказал, что старший его сын Феодор слаб духом и телом и поэтому он, царь, не хочет оставлять ему царство, а лучше он оставит его своему младшему сыну, Димитрию, а в дядьки к Димитрию, пока он в силу войдет, поставить Богдана Бельского.

Филька на это только хмыкнул. Маркел тоже усмехнулся.

— Когда это он такое говорил? — начал Маркел, вспоминая, что ему про это сказал князь Семен. — Нет, Михайлушко, там все было не так. А вот как: государь собрал всех бояр в Тронной зале и велел…

— Э! — сказал Михайлушко. — Про Тронную залу мы знаем. Но после он еще раз говорил. Когда всех уже из залы выгнали, вот когда он это говорил. Когда при нем были одни только Бельский с Годуновым. И еще был Родька Биркин. Царь с ним играл в шахматы и при этом говорил, что сын его Федор слаб…

— Не говорил он такого! — вскрикнул Филька. — Не говорил! Врет Богдашка! А вот Борис Федорович правду говорил, что царь тогда сказал: племянник мой Борисушка, вручаю тебе своего сына старшего Феодора…

— Врет! — вскрикнул Михайлушко. — Врет!

— Нет, не врет! — гневно воскликнул Филька. — Это Богдашка так его просил: отринь сына Федора! А государь на эти его подлые слова крепко разгневался, схватил шахмату и покраснел весь, щеки посинели, глаза из глазниц полезли, язык высунулся… И повалился на пол, раз-другой дрыгнулся и помер. А может, и не раз. Может, он долго дрыгался. А эти… Да чего и говорить! Вот где уже страху натерпелись! Родька говорил: боялись шелохнуться! Так они и простояли, как столбы, пока поп Федоска, государев поп крестовый, не зашел, посмотрел на это все и говорит: так он же мертвый, идолы! Куда вы смотрели? И к нему. И ну читать отходную! Да только какая уже отходная, если он почти окоченел. Вот как государь преставился.

Маркел подумал и спросил:

— Откуда ты все это знаешь?

— Родька рассказывал.

— Тебе?

— Нет, зачем мне. Параске. Она с ним родня.

— Параска? Какая Параска?

— Как какая? Да та самая. Твоя Параска! За стенкой!

И Филька гыгыкнул. У Маркела загорелись щеки, и он сердито сказал:

—

Ты мне тут не гыкай! Тут государево дело.

— Вестимо…

Маркел задумался. Взяло его сомнение! А что, подумал он, может, и в самом деле никуда пока что не идти, а только к Параске…

И еще сильнее покраснел, но зато твердо сказал:

— Ладно, об этом после. А пока, как князь велел, надо идти на посад. Как хочешь, Филя, а чтоб вывел!

— Так ты же говорил, что и так знаешь, куда он ходил.

— Знать-то знаю, но нужно проверить. Потому что мало ли что вдруг!

Филька молчал. Маркел повернулся к Михайлушку и приказал:

— Налей ему! Но немного.

Михайлушко вздохнул и начал наливать. Налил и отступил. Филька смотрел на чарку и не шевелился. Так он стоял немало времени. Потом вдруг резко подступил, взял чарку, посмотрел на образа, что-то быстро шепнул про себя и начал пить. Пил он медленно, сжав зубы. А когда допил, поставил чарку на место и решительно сказал:

— Ну, ладно! Есть одна дорожка… Не хотелось мне по ней идти, но что поделаешь, князь просит. — И, повернувшись к Михайлушку, спросил: — У тебя крепкая веревка есть?

— Для тебя всегда найдется, — ответил Михайлушко. — И даже удавку навяжу.

— Удавку пока что не надо, а только руки завязать, — сказал Филька без всякой обиды. — И, обращаясь к Маркелу, прибавил: — Поведешь меня, будто злодея. Нам бы только до стены дойти.

— Ты что, — спросил Михайлушко, — хочешь идти через Судный?

— Нет, — ответил Филька. — Через Судный уже поздно. Мы через Дальний застенок пойдем.

— Где это? — спросил Маркел.

— Я покажу, — ответил Филька. — Ты только смотри внимательно. Я буду веревку дергать. Куда дерну, туда поворачивай. И нам идти не близко, а через весь Кремль, так что смотри, не ошибись. — И, опять повернувшись к Михайлушку, строго сказал: — Чего встал? Давай веревку!

Михайлушко подал веревку. Маркел связал Фильке руки и, как его учили дома, в Рославле, еще перебросил ему через шею и даже потянул для верности. Филька немного ослабил веревку. Маркел промолчал.

— Ну, — сказал Михайлушко, крестя их, — Христос вам в помощь. Филя, вернешься, с меня чарка.

— Две! — сказал Филька.

— Пусть две.

Сказав так, Михайлушко прошел вперед, открыл им. Они, то есть Маркел и Филька, вышли, подошли к воротам. Стрельцы, увидев Фильку на веревке, молча удивились, но только их старший вслух спросил, в чем дело.

— Да вот, водил его в Ближний, — ответил Маркел, — а теперь велели вести в Дальний.

— Что такое?

— Дело государево.

Стрелец больше не спрашивал. Маркел назвал Ладогу, и им открыли.

22

За воротами, то есть уже не во дворце, а просто на кремлевской улице, где, кстати, тоже стояли стрельцы, никто уже Маркела ни о чем не спрашивал (потому что, наверное, и так все слышали), и Маркел с Филькой сразу пошли дальше. То есть Филька дернул за веревку вправо, и Маркел туда и повернул. Когда они немного отошли, Филька вполголоса сказал: