Дела-то житейские…

Чумакова Елена

Между тем доброжелательность Анны Антоновны постепенно шла на убыль. Раздражение прорывалось в интонациях в разговорах с сыновьями, с мужем, но Марина чувствовала, что причина именно в ней, квартирантке. И она тут не виновата, как бы ни старалась вести себя незаметно, просто чужой человек в доме мешал, как соринка в глазу.

Соседи смотрели на квартирантку косо, едва кивали в ответ на «здрасте». Понять их можно – и так народу полная квартира, да тут еще лишний человек в очереди в ванную по утрам.

«Час икс» настал довольно скоро. Анна Антоновна вернулась из кухни сильно не в духе, раздраженно бухнула чайник на обеденный стол.

– Нет, Марина, извини, но так больше продолжаться не может. Зачем мне эти разборки с соседями? Маргарита

Львовна жалуется, что ты пользуешься ее мылом и полотенцем, каждый раз, заходя после тебя в ванную, обнаруживает их мокрыми. А Виталий Иванович упрекает меня, что ты таскаешь у него сахар из сахарницы. Я понимаю, что может быть это не так, но до твоего появления в квартире мы ладили с соседями. И с мужем мне неприятности не нужны.

– Что, Денис Николаевич тоже на меня жалуется? Вроде бы, он ко мне хорошо относится, – удивилась Марина.

– Даже слишком хорошо, я бы сказала, – холодно вымолвила Анна Антоновна, смерив девушку надменным взглядом, – короче, кончилось мое терпение. Собирай вещи и уходи.

И опять Марина оказалась на улице, только теперь ей совсем некуда было идти.

Глава 3

Поразмыслив, изгнанница отправилась в студенческое общежитие на улицу Рентгена, к Люсе, но прорваться мимо вахтерши без пропуска не удалось. Та стояла насмерть. Не помогли ни студенческий билет, ни слезная просьба. И телефон подружки, как нарочно, был недоступен. Марина топталась перед общежитием, надеясь встретить кого-либо из знакомых. Бесполезно. Между тем быстро темнело. С неба моросил то ли дождь, то ли снежок, первый в этом году. Марина побрела к трамвайной остановке. Куда ехать – сама не знала, но не сидеть же ночью на улице. Подошел трамвай, идущий на Финляндский вокзал, она села и поехала, решив, что в такой ситуации ночевка на вокзале это – единственный выход.

Она вошла в просторный, ярко освещенный зал ожидания. Пассажиров в этот поздний час было немного. Марина сдала вещи в камеру хранения, в круглосуточном буфете выпила чай с полузасушенным кексом, без труда нашла свободное кресло и попыталась заснуть. Пластиковое сиденье было неудобным, мешали яркий свет, объявления диктора о прибытии и отправлении поездов, страх, что ее могут обокрасть или выгнать на улицу. Навалилось все враз: растерянность, обида, одиночество. Нарастала паника, Марине стало трудно дышать, она выбежала на перрон, походила вдоль состава, чтобы успокоиться. Поезд отправлялся в Стокгольм. Пассажиры занимали места в комфортабельных купе, впереди у них приятное путешествие. Одна она такая неприкаянная. Сесть бы в поезд и уехать домой, к маме, в беззаботное детство. Но туда поезда не ходят… А возвращаться жалкой собачонкой в дом, где хозяйничает Лариса, Марине не хотелось.

Подремав перед рассветом пару часов, девушка кое-как привела себя в порядок в вокзальном туалете и поехала в университет. Она честно пыталась конспектировать лекцию, но монотонный голос преподавателя действовал на нее после бессонной ночи как снотворное. Глаза слипались, сознание безудержно уплывало.

– Ты чего такая странная сегодня? – толкнула ее в бок Люся. – Чем ночью занималась?

Пришлось Марине рассказать о вчерашних злоключениях.

– Ты вот что, поезжай-ка в общагу, выспись на моей кровати, все равно ни писать, ни слушать лекции толком не сможешь. Я тебе потом отксерокопирую конспекты. Держи мой пропуск и ключ от комнаты. Вернусь – позвоню, спустишься в туалет на первом этаже и передашь мне пропуск через окно. Поняла? И там на столе, в сковороде осталось немного картошки, разогрей и поешь. Чайник, пряники найдешь. Заварка кончилось, попьешь чай «белые ночи», кипяток то есть. И спать!

Четкий алгоритм действий, заданный подружкой, взбодрил и прибавил сил.

С этого дня Маринка перешла на «нелегальное положение». Она проходила в общежитие по пропуску Люси, потом передавала его через окно туалета законной владелице. Спали подружки вдвоем на узкой односпальной кровати с панцирной сеткой. Еще три однокурсницы,

жившие в этой же комнате, отнеслись к подселению Маринки с пониманием. Жили одним кооперативом, в складчину. Одна из девочек подрабатывала в ночь через две санитаркой на станции скорой помощи, в эти ночи Марина занимала свободную кровать, и подруги высыпались как следует. А днем, вместо посещения лекций, Марина занималась поисками жилья. Многочисленные агентства предлагали аренду квартир или комнат, но эти варианты совершенно не вписывались в бюджет Марины, а поисками углов задешево агентства не занимались. Она днями топталась в районе Львиного мостика, где, как в давние времена студенчества мамы, можно было встретить бабулек, сдающих угол. И, наконец, ей повезло.

Аглая Митрофановна была классической деревенской старушкой, невесть каким ветром занесенной в столичный город. Жила она недалеко от Львиного мостика в такой замшелой коммуналке, что, казалось, время тут замерло со времен военного коммунизма. Марине так и не удалось сосчитать, сколько же народу в ней жило. Одни люди исчезали, другие появлялись, кто-то к кому-то приезжал, одни квартиранты сменяли других, возникали и распадались недолгие сожительства – в общем, на фоне быта столетней давности жизнь обитателей коммуналки бурлила потоком. К появлению Марины обитатели отнеслись равнодушно, только сразу вписали карандашом вместо кого-то выбывшего в длинный график дежурств по местам общего пользования.

Аглая Митрофановна жила в малюсенькой девятиметровой комнате, значительную часть которой занимала железная кровать с никелированными шариками и продавленной панцирной сеткой. У окна стоял квадратный стол, покрытый бархатной скатертью, а вдоль противоположной стены громоздился двустворчатый шкаф, Марина видела такие в старых, еще довоенных фильмах.

Спать ей предстояло на раскладушке в узком пространстве между столом и входной дверью, больше разместиться было негде. Постелить себе постель Марина могла только после того, как хозяйка укладывалась спать, а утром должна была быстро все убрать. Прилечь днем нечего было и мечтать. Маринка с тоской вспоминала свою уютную девичью комнатку в родительском доме. Может, прав отец, и надо было учиться рядом с домом? Жила бы как у Христа за пазухой… Но такие мысли посещали ее голову только ночью, когда ворочалась на неудобной раскладушке, а днем Марина погружалась в водоворот студенческой столичной жизни: лекции, зачеты, прогулки с подружками по чудесному городу. Кино, музеи, театры, выставки, вечеринки в общаге. Аглая Митрофановна «комендантский час» ей не назначала, приходи хоть под утро, главное – поставить раскладушку тихо, чтобы не потревожить крепкий сон хозяйки комнаты. Проблема возникла в другом – где и как готовиться к приближающейся серии зачетов? А за ними грозовым облаком надвигалась зимняя сессия.

Аглая Митрофановна любила поговорить. Если не спала, то принималась рассказывать о своем житье-бытье, о родственниках и знакомых, соседях нынешних и выбывших, живущих в этой квартире и в соседних. Что-что, а посплетничать она любила! И бесполезно было просить старушку не мешать готовиться к экзаменам, она тут же забывала о договоренности. Сидеть с конспектами и ноутбуком на лавочке в Ботаническом саду стало холодно, в столовой или в кафе шумно, в читалке вечно нет свободных мест. Предстоящая сессия пугала все больше.

Кое-как продравшись сквозь зачеты, Марина все же получила допуск к сессии. Первый экзамен должен был состояться третьего января. Она даже не пошла на новогодний вечер в общежитие, чтобы не тратить драгоценное время. И зря, заниматься ей все равно не дали, соседи бурно отмечали Новый год. Глуховатая хозяйка спокойно спала, а Маринка, заткнув уши берушами, пыталась разбираться в своих путаных конспектах. На следующий день Аглаю Митрофановну навестила племянница. Марине пришлось ретироваться с конспектами на кухню, но и там сосредоточиться никак не получалось, кухня была самым бойким местом в густонаселенной квартире. А после ухода гостьи хозяйка завела такой разговор: