Делай, что должно. Легенды не умирают

Дэлора

— Пойдем, погоняем, — Эллаэ пользовался тем, что его руку не сбросили как всегда. Все-таки Кречет изрядно замерз, так что не спешил отталкивать. Вот и обнимал его удэши теплыми, несмотря на мороз, потоками ветра, помнившими жаркий юг и пустыню.

— Ну пошли, — нехотя согласился Кречет.

В самом деле, раз уж проснулись, стоит осмотреть окрестности, проверить, не случилось ли чего. Вроде бы вокруг их стоянки еще вчера на многие дасаты вокруг никого не было. Они сейчас пробирались через места, бывшие глушью еще даже до начала бедлама с Ворчуном. Но, мало ли. Один раз уже так налетели на людей, их спрятанную в лесах

стоянку. Разгромили её до основания, перебили всех, но больше благодаря внезапности. А вот если на них так нападут — еще неизвестно, что будет.

Потряхивало от одной мысли, что эти мрази пятнают своим присутствием мир, пачкают его, портят. Видят Стихии, они столько сделали, чтобы вернуть равновесие! Седые пряди в волосах Яра Кречет не забудет никогда: сколько эму, Эоне? Едва совершеннолетие справил — а уже седой! Да за одно это он был готов выжечь глотки всем им. А ведь не только в побратиме было дело.

Это даже не было местью. Нет, он точно не мстил. Он просто рвал глотки с остервенением рыси, защищающей своих детенышей, свою территорию. Яр был лекарем, а он, Кречет… Он был воином. Его полет был в любой момент готов взорваться яростным кличем, и он пикировал, готовый вспороть чужую грудь когтями, стремясь добраться до сердца, сжать его и вырвать, раздавить, уничтожить!

Может, поэтому с каждым днем все труднее было держать себя в руках без тихого говора воды под боком. Воды, которая смыла бы кровь с ладоней, успокоила, притушила пламя.

Роллер рявкнул движком, отзываясь на раздражение хозяина. Он был на грани — и понимал это. Хотелось в Эфар, хотя бы на несколько дней. Вот закончится их дежурство — и предложит всем «всадникам» навестить Эону. Побратима вспоминал не только он, Керс, Белый и Эллаэ, остальные тоже очень тепло отзывались о Яре. Наверняка не откажутся. Но сколько туда добираться? Отсюда только до гор ехать и ехать. Он… Выдержит ли?

Кречет не знал, и потому сорвался с места так, что колеса жалобно взвизгнули, даже не обратив внимания, едет ли за ним Эллаэ. Только остался за спиной разожженный посреди лагеря костер, маяк, на который он ориентировался, собираясь сделать круг.

Дорог здесь не было. Вообще не было, Ворчун уничтожил все, что не вписывалось в его представление о правильном мире. Но и роллеры уже были не совсем те, что прежде. Теперь эти махины были способны преодолевать девственный лес, если только там не совсем бурелом. Мощные шипастые колеса, упрочненные рессорные механизмы, защитные ремни — чтоб из седла не вылететь на любой кочке, практически броня на механической части.

Кречет пригибался к рулю, горбился, зорко вглядываясь вперед. Краем глаза заметил, что щегольской роллер Эллаэ, выкрашенный в белый и голубой, с хромированием, как и тот первый, поравнялся с ним. Ветра почти игриво толкнули в спину, заставив глухо зарычать. Да когда же он угомонится? Врезать хотелось до кровавых пятен перед глазами. Не убить — просто впечатать кулак в вечно улыбающееся лицо, раскровянить губы, чтобы эта невнятная серость окрасилась хоть одним ярким цветом.

Он вывернул руль, заставив Эллаэ притереться к самым деревьям, притормозить. Тот вскинул белесые брови, останавливая роллер. А больше ничего и не успел, ни спросить, ни даже ногу через седло перекинуть. Кречет сдернул его с роллера, как разъяренный охотничий акмену — зазевавшуюся ящерицу с камня.

— Да сколько можно?! —

голос хрипел и срывался на яростный клекот. — Держи свои ветра при себе, урод, или я их тебе в глотку затолкаю!

Удэши смотрел в глаза бестрепетно и даже слегка улыбался.

— Успокойся, Кречет, чего ты с утра пораньше?

Терпение Кречета лопнуло с тонким звоном — или это от злости в ушах зазвенело, когда Эллаэ потянулся ближе, так что облачко пара от его дыхания согрело губы.

Он просто рванул вперед, дернул на себя, наклоняя голову, врезаясь лбом. Надеялся, что сломает нос — это привнесло бы в невыразительное лицо удэши хоть какой-то яркий штрих. Надеялся, что ревущему внутри пламени этого хватит, этого хруста и вскрика, того, как отшвырнул от себя, впечатывая спиной в ближайшее дерево. За плечами разворачивались огненные крылья, по пальцам скользили всполохи, готовые сложиться в когти. Он почти с ненавистью уставился на удэши, почти ждал: ну, бросься! Перестань быть серой тряпкой!

Эллаэ поднимался с взрытого падением снега, и усмехался окровавленными губами. А потом прянул вперед, впечатал кулак под дых, подбил под колено, швырнув в сугроб. Но Кречет был слишком зол, чтобы это его охладило. Нет, только взъярило еще сильнее, и снег зашипел, испаряясь от соприкосновения с огненными крыльями.

— Ну, иди, птичка, иди, — переменчивые глаза Эллаэ потемнели, стали почти фиолетовыми — как грозовые тучи. Это странно раззадорило, прибавило жару. Красная кровь, темные глаза. Уже две яркие детали. И насмешливое «птичка», отозвавшееся в памяти кошачьим мяуканьем.

Кречет бросился вперед. Умел драться, умел убивать, но тут не хотел. Как в детстве — отмутузить, выпустить пар, наставить синяков и только, потом хвастаться, кому больше прилетело. Через минуту между деревьев катался сцепившийся рычащий клубок. Тумаков не жалели ни Кречет, ни Эллаэ, разве что удэши все же сдерживался, потому что он как раз прекрасно понимал: ударь в полную силу — и убьет, и останется только в Стихию уйти, потому что как сможет потом посмотреть в глаза Эоне?

Раскатились в итоге, выдохшись окончательно. И вымокнув заодно: Кречет огня не жалел, снег растопил до голой земли, оба еще и в ней перемазались и теперь сидели, тяжело дыша и почти не зло глядя друг на друга. Потрогав рассеченную непонятно чем бровь, Кречет поморщился и почти мирно спросил:

— Зачем, чтоб тебя? Что ты ко мне постоянно липнешь?

— Замерз, — Эллаэ пожал одним плечом — вторым было больно двигать. — А ты горячий.

— Нашел печку… Вон у Керса огонька попроси!

— Керсу есть с кем гореть, Кречет, — удэши лизнул разбитую губу, посмотрел на такую же у огневика и невольно улыбнулся. — Меня ж что он, что Белый молниями размечут, вздумай я к ним третьим попроситься.

Кречет открыл рот, чтобы выдать очередную колкость… И закрыл, осознав, что ему только что сказали.

— Да ты… Да я… С ума сошел!

Все разом предстало в таком свете, что хотелось хохотать и ругаться одновременно. Чтобы вокруг него, как вокруг девушки вились? Только сейчас начало доходить, что все это могло значить — сам когда-то так за первой любовью бегал, вздыхая и покорно снося пинки и удары подвернувшейся книжкой по макушке. Только им сколько тогда было-то… Лет по десять?

— Давно уже, — согласно наклонил голову Эллаэ. — Когда увидел, как ты в молниях сгораешь — так и рехнулся.