Делай, что должно. Легенды не умирают
Шрифт:
— Айэ, аманэо нэи! Айэ, эфараан, сегодня возродился род анн-Теалья! — громовым раскатом прогремел голос нехо Аилиса.
И ответный клич не заставил себя ждать — словно сами горы ответили ему.
Яр не слышал. Он сжимал Кэлхо, обнимал крепко-крепко, так же, как целовал. И пусть она не была нэх, но дыхание на двоих они точно делили, так долго, что поблизости захохотали братья-Вороны, трескуче рассмеялся Керс — и Яр его впервые понял. Это было упоительно сладко. Он долго этого ждал, они оба — и потому на смеявшихся не обратили совершенно никакого внимания. Оторваться друг от друга заставила только Ниилиль, на правах сестры подтолкнувшая:
— Ой-ой, голодные какие!
И Яр сам рассмеялся, увидев, каким румянцем залило щеки его — наконец-то — жены.
***
Замок в Ривеньяре Аэньяру не слишком нравился. Но только до того момента, как сюда наведалась сама Акмал. Могучей удэши Земли ничего не стоило расширить окна, заставить подрасти башни, а уж супружескую спальню она и вовсе превратила в нечто невообразимое, перемешав дерево и камни так, что стены напоминали теперь нутро драгоценной шкатулки: вкрапления хрусталя, сапфиров и аметистов переливались днем, разбрасывая солнечные зайчики, и мягко, едва заметно светились ночью. Кабинет Яр попросил не делать таким. Ему очень нравился кабинет нехо Аилиса в Эфар-танне, так что получилось что-то похожее: каменные стены, теплый паркетный пол, массивный стол и прочая мебель под золотистым лаком, кресла перед камином — в них было уютно сидеть с Кэлхо по вечерам.
Сейчас до вечера было еще далеко, и у юного — еще и девятнадцати не исполнилось! — нехо была целая куча дел. На столе громоздились счетные книги и целая пачка телеграмм и писем, а еще пересланные нехо Аилисом с нарочным донесения. В Ташертисе все еще шла война, в Аматане тоже периодически вылавливали мутящих воду агентов «антимагов». И только Эфар, как утес в бурном море, оставался вне военных действий: его границы крепко защищали, а эфараан сами расправлялись с подсылами. Горское правосудие жестоко, милосердия к тем, кто предлагал уничтожить магов и «обрести свободу», у тех, кто прекрасно знал цену подобной свободы, не находилось.
Он сам не проявил милосердия, когда на суд доставили убийцу его родни. Лишь холодно смотрел в лицо вышвырнувшего их тогда с Кречетом стражника. Помнил его имя: Сайт. Видел ненависть, с которой тот смотрел в ответ, ненависть, которую не увидели дед с бабкой и дядя, не распознали, отравленные собственной злобой и высокомерием. И, вот странно — ничего. Ничего не стронулось в душе, когда холодно огласил приговор. Не было ни сожаления, ни брезгливости, ни неприятия подобного. Он просто вырезал неправильное, больное.
«Мы Хранители, — писал Аэно. — Мы лекари земли. А им иногда и нож нужен, чтоб излечить, не только примочки да отвары. Тот, кто выбирает стезю клинка, не всегда будет мечом. Иногда это должен быть острый скальпель, способный с ювелирной точностью иссечь опухоль и исцелить, а не одним ударом снести голову с плеч».
Аэньяр вспоминал и усмехался: «Да, Аэно, все верно, ты был воином, делал, что должно, и так, как было должно — тебе. Но я целитель, и мой клинок — это скальпель. И спасибо тебе за то, что и столетия спустя подсказываешь верные мысли».
Он все-таки оставил выполнять приговор другим. Но был там, стоял, смотрел — и растекалась светлым озером его Вода, очищая души, не давая захлебнуться жестокостью и гневом. Очищение, — плескала эта Вода. Успокоение, — твердила она. Исцеление, — оседала брызгами на лицах, и те светлели, уже не искажаясь злобными гримасами.
Там, куда пришел нехо Аэньяр Солнечный анн-Теалья Эона, Дурной Воде места не было.
Яр потянулся за донесениями, распечатывая первое, углубился в чтение, постукивая
И пусть там было сразу двое удэши: Керс, не отлипающий от Белого, будто решивший слиться с ним еще раз, и Эллаэ, присоединившийся ко «всадникам» окончательно, потому что с ними летел Кречет, все равно — боялся. Его-то там не было и, случись что, кто исцелит? Кто спасет? Уж на что способны люди, Яр знал. Довелось пару раз срываться с места, падать в жесткие руки Янтора — и лететь, опережая ветер, спеша спасти едва-едва теплящуюся жизнь там, за краем Эфара.
Его называли чудотворцем, но он был всего лишь целителем. И когда у него на руках умер один из дружинников, умер, несмотря на все усилия, несмотря на то, что Яр трижды запускал его сердце и тянул к жизни изо всех сил — он не плакал. Он замкнулся на несколько суток в мрачной сосредоточенности. Результатом стали амулеты: «ладони Акмал». Они погружали раненого в подобие замедляющего все жизненные процессы кокона, подпитывающего и поддерживающего жизнь до момента, когда его доставят к целителю.
Одного этого бы хватило, чтобы вписать его имя в хроники. Но Яр не собирался останавливаться, он знал: Стихии не зря отметили его своим прикосновением. Он может больше. Он придумает, сумеет. Сделает. И научит этому остальных.
***
Кречет стоял, буравя полог палатки взглядом. Еще немного — и заполыхает веселым огоньком, но он все-таки удержался и только попинал полотнище.
— Белый, чтоб тебя, вставай! И Керса прихвати!
Рявкнув, Кречет зябко передернулся. Выскочил из палатки он в одной шерстяной кофте, а зима — это не то время, чтоб разгуливать без теплой куртки на меху, особенно здесь, на северо-западе Ташертиса. Поэтому когда на плечи легла согретая чужим телом куртка, взвиваться, как это делал обычно, не стал.
— Кречет, дай ты им отоспаться. Все равно не только они еще спят, — Эллаэ обхватил его за плечи и потянул прочь от палатки, в которой никто не подал признаков жизни даже после его пинка. — Если уж ты проснулся совсем…
— Что? — огрызнулся Кречет, но отошел.
Его все раздражало. Промедление — хотелось снова лететь вперед, он сейчас жил только за рулем роллера или в бою. Брат, Керс — эти двое будто затеяли вывести его из себя, уже было совершенно не смешно растаскивать их в стороны и награждать оплеухами, чтобы подостыли и дали вымотанным «всадникам» хоть немного покоя. «Всадники» — они смотрели на него, как на героя, а Кречет не был героем, не чувствовал себя им! И особенно бесил Эллаэ.
Ему Кречет был, конечно, очень благодарен, услышав, как много удэши сделал, чтобы он выжил. Пожалуй, больше смог только Яр. Но… но это не повод так виться вокруг и липнуть! И уж тем более не повод постоянно тянуться, пытаться прикоснуться, задеть локтем, сесть рядом или и вовсе попробовать отвоевать право ночевать в одной палатке. Кречет тогда смачно послал надоеду и теперь ночами мерз в одиночестве.
Не хватало ему побратима, ой как не хватало! Когда рядом был Яр, все было проще. Или он и сам был проще? Время между жизнью и смертью изменило, заставило повзрослеть, осознать: все не просто серьезно, вся эта война — это не за «здесь и сейчас», а за будущее. Потому что если не вычистить максимально теперь, дети, внуки могут не справиться.