Делай, что должно. Легенды не умирают

Дэлора

Все, что прозвучало после первой фразы, Ниилиль пропустила мимо ушей. Слишком занята была: во все глаза глядела на Янтора. Так, будто не верила, что он рядом и вообще есть. Даже пальцем потыкала, проверяя. И разревелась, поняв, о чем ей пела, утешая, Мать Гор. Почему так убеждала, что ветерок жив, что не нужно о нем беспокоиться.

— Ох… что ты? Ниилиль, Родничок, что такое? — растерялся Янтор, только и сумел, что обнять ее да размеренно гладить по узкой спинке, успокаивая.

А Ниилиль всхлипывала от запоздавшего на четыре тысячи лет страха, вспоминая огромного, с самое высокое дерево, удэши, которому и клинка не надо

было — ударом кулака раскалывал валуны в мелкое крошево, ломал об колено принесенные для костров деревья, как хрупкие сучки. Мог обернуться и поменьше ростом, но все равно, когда плясал — земля содрогалась. И вряд ли для поединка он выбрал бы воплощение скромнее размерами. Хотя и Янтор в бешенстве мог обернуться великаном, но сравниться с Эфаром? Эфаром*, которого потому так и прозвали?

— Как?.. Как ты вообще… его? — Сквозь всхлипы. — Он же… Он! Ой, Янтор…

— Он ранил тебя, — жестко, с прозвеневшим в голосе льдом, сказал тот. — Почти убил. Я был уверен, что убил — а без тебя мне было все равно не жить.

Успокоиться это не помогло, Ниилиль представляла эту схватку — и слезы так и катились. И пусть Янтор был тут, рядом, а все страхи давным-давно остались позади — все равно, их требовалось отрыдать, выплеснуть соленой водой. А наревевшись, можно было устроиться в руках любимого, положить ему голову на плечо и уснуть, уже спокойно, зная: завтра будет новый день, завтра будет болеть голова от новых знаний, но зато будет интересно и хорошо.

***

— Расскажи о том мальчике?

До рассказа о людях, с которыми придется общаться Ниилиль, Янтор добрался только к исходу седьмого дня от ее пробуждения. И не охрип лишь потому, что был удэши. Правда, было еще кое-что, о чем он ей не рассказал, потому что предчувствовал очередной слезоразлив. Он помнил, как Ниилиль была привязана к своим родным. И забалтывал ее историей людей отчасти именно потому, что не представлял, как рассказать о своем побратиме, о том, кто, как и Акмал, удержал, не дал уйти в Стихию, и которого не сумел удержать сам.

Ниилиль сидела, играла бусинами на браслете — чистейшего горного хрусталя, смотрела наивным взглядом. Ждала еще одной сказки. Янтор молчал, не зная, как начать. Потому что начинать стоило с самых истоков. Потому что все равно ведь будет плакать по брату, старшему, любимому, который их и познакомил когда-то.

— Что-то не так, да? — сама догадалась по этой напряженной тишине. — Янтор? Что… Кто?

— Теалья, — тихо и виновато. — Прости, Родничок, не удержал я его.

Она только носом шмыгнула. Возможно потому, что догадывалась: раз не пришел сразу брат, не принёсся бурным горным потоком, едва услышав звон её Воды — значит, нет его. Нет и все тут.

— Рассказывай, Янтор. Рассказывай все, я уже не ребенок.

И он рассказал. И о том, как примчавшийся после поединка с Эфаром Теалья на пару с Акмал выхаживал его, израненного, о том, как решил поселиться рядом с местом сна Ниилиль, да и горы ему понравились больше равнин, давали выплеснуть буйную силу. Как создал водных коней, и один из них спас человеческое дитя, и как, приглядывая за девчушкой, которую так и тянуло к опасным бурным потокам, постепенно влюблялся в нее дух воды. О сильном, своенравном роде анн-Теалья, несшем буйный нрав и гордость удэши полной мерой в своей крови. И о том, как и нрав этот, и гордость обернулись ядом, толкнув нехо на убийство собственного сына. Об

Искажении он уже рассказал, пояснять, отчего так, не пришлось — сама догадалась.

Рассказал о том, что Теалья, отозвавшись на ярость и боль Нииды, отдал ей в дар все свои силы, чувствуя кристальной чистоты душу будущей великой магессы-целительницы и ученого. И растворился в Стихии, не желая больше видеть, как загнивает даже чистейшая вода, попадая в болото интриг и борьбы за эфемерную с точки зрения удэши власть.

— Только он поторопился, Родничок. Ну, ты же знаешь, терпение — не его сильная сторона была. Анн-Теалья и сейчас те еще змеи, но Аэньяр… Аэньяр — глоток той самой кристальной чистоты и силы твоего брата. Хранитель, Эона — до принятия силы, представляешь? Я его почуял аж с подножия хребта, будто родниковой воды хлебнул.

— Не представляю, я в этом всем еще не разбираюсь, — замотала головой Ниилиль. — Но тебе, дыхание мое, верю! Ох, надо будет с ним поговорить, а то я даже и представить не могу, что это такое — нэх! Тебя слушаю-слушаю… Но не сейчас, я понимаю.

Она успокаивающе накрыла ладонь Янтора своей.

— Как еще немного окрепну, я знаю.

— Скоро весна, Родничок. Скоро Вода проснется от зимнего сна — и напитает тебя, — Янтор обнял ее, уткнулся носом в кудри, вдыхая самый чудесный аромат, по которому так долго тосковал. Сердце кололо болью, когда понимал, что придется снова уходить, оставлять её тут одну. Дела, у когда-то беспечного удэши их стало слишком много. Мелькнула даже мысль — не перенести ли ее в Эфар-танн? Там и Звенящие неподалеку, никогда не замерзающие ручьи послужат местом силы, а нехо и его родичи присмотрят за ней, научат общению с людьми, пока он будет занят их делами.

— Ниилиль, мне нужно будет уйти. Я рассказывал тебе об Искажении и войне Исцеления Стихий. Мир после нее продлился три столетия, но, как оказалось, само Исцеление, демонстрация сил нэх перепугали людей до того, что они возненавидели одаренных Стихиями и решили извести. Пока я тут сидел сиднем в Эфаре, где древние законы сильнее перемен, там, за границами, люди готовились к войне с нэх. Нэх мало по сравнению с ними, и чтобы они смогли выжить, им нужно помочь.

— Я по… — Ниилиль прикусила язычок.

Ну куда ей сейчас идти? Но и оставаться с не пойми кем страшно. И не пускать нельзя — вон какой любимый стал серьезный.

— Хотя бы еще немного? — взмолилась она. — Расскажи, куда отведешь! А то я…

— Расскажу, тише, Родничок. Об Экоре я тебе рассказывал, так? Нынешние нехо Эфара — его потомки. Крепкий род, — в его голосе прозвучала гордость почти отцовская. Да, собственно, анн-Эфар и были почти его детьми, именно он передал Экору все знания, что были доступны человеку, а уж тот, его потомки — преумножили.

— А они…

Ниилиль не договорила: испуганно взвизгнула и прижалась к Янтору, вцепилась изо всех сил. Было от чего: земля дрогнула, тяжело вздохнула, так, что даже горы отозвались дрожью, долгой, глубокой, родившейся у самый корней, будто Эфар ожил и был не в духе. Жалобно хрустнули кристаллы на стенах, пролетел по пещере ветер, выдувая тепло, пытаясь понять, что происходит.

— Янтор!

— Тише, тс-с-с, — он крепко прижал ее, закутал в свой чампан и вылетел из пещеры, хотя был уверен, что своды останутся целы — Акмал сама укрепила их когда-то. Но отчего-то на уютном ложе из мехов стало на изумление неуютно.