Делай, что должно. Легенды не умирают
Шрифт:
Спасли опять удэши. Лично Фарат внезапно появился на улице перед лекарским центром, вызвав изрядный переполох: как же, сам! Впервые!.. Узнали его с первого взгляда, сложно было не узнать ту силу, которой пропитался весь город. И окна зазвенели, приветствуя, и деревья зашелестели листвой, люди и нэх останавливались, смотрели… Удэши, правда, ни с кем не поздоровавшись, сразу направился внутрь, разговаривать с лекарями. Потом ушел и вернулся, таща за шиворот незнакомого никому огненного собрата.
— Побратим мой, — невозмутимо сообщил он собравшимся. — Подмогнет. Ну, ведите, малыши.
Осанистые и уже давно
— Фарат, отпусти уже меня, сам пойду! — прошипел, словно брошенный в воду уголек, тот второй, огненноволосый, с яростным янтарным взглядом.
— Конечно, пойдешь, как дело сделаешь, — весело отозвался удэши. — Не убежит от тебя твой белогривый, подождет.
— Фарат, не позорь меня! — по белой коже разлился яркий румянец, а глаза засверкали еще более яростно. Но вырываться рыжий прекратил, особенно встретившись взглядом с безуспешно пытавшимся спрятать улыбку нэх, стоящим в охране целительского центра. Тот сразу узнал его, немудрено — сперва был среди дружины, которая остановила двух сумасшедших огневиков на ночной дороге в Фарат, потом видел «Ночных всадников», когда те сорвались в почти парадный проезд по окрестным дорогам. Ну и в патруль не раз распределял неугомонную парочку огневиков, которые друг от друга отходили разве что по великой нужде. Хотя на людях не обжимались, не целовались, просто были близко — и пылали одним огнем.
— Да где ж я?.. — отозвался Фарат, но отпустить наконец отпустил, уверившись, что не сбежит неугомонный. И посерьезнел, жестом велев лекарям вести, куда там. Будто сам дорогу найти бы не смог, по прямым-то лестницам и коридорам старого здания.
В коридоре у нужной двери отослал всех, походя потрепал по волосам забравшуюся на лавку с ногами водницу, прогудел:
— Не бойся, малышка, все хорошо будет.
Та только вскинула на него красные от недосыпа и слез глаза и слегка обмякла, провожая взглядом. Сама следом не сунулась: понимала, что не ей к едва теплящейся искре Раиса подходить.
Илора работала в центре с того самого дня, как начали появляться беженцы с запада, как и многие участники Совета загружая себя работой в любую свободную минуту. С нее спрос был особый — лекарь же. Просто многие беженцы шли именно в столицу, рассчитывая отыскать там помощь, а потом уж их переправляли в спокойные регионы, защищенные сильными нэх и удэши, в основном, по майоратам старых семей огневиков, вроде Солнечных и Кровь Земли.
Когда привезли Раиса, она как раз дежурила. И сперва не узнала в нем того яркого, брызжущего заразительным смехом и энергией мужчину, с которым незаметно сблизились за время его визитов в Ткеш. Дело было даже не в том, как он безвольно лежал на носилках, которые осторожно выгружали из машины, и не в перевязанных руках, которые обычно находились в непрерывном завораживающем движении. Просто он не горел. Вообще. Выцвел весь, поблек, не побледнел даже — побурел. Жил только потому, что спрятал свой Огонь глубоко-глубоко, интуитивно пытаясь защититься, и даже отравившая его сила древнего удэши достать не
Илору к нему не подпустили, да она и сама бы не подошла ближе, чем на десяток датов, чтобы не загасить едва теплящееся пламя своей водой. Да, теплой, пронизанной Огнем — но Водой. И все, что могла — изредка смотреть в открытые двери палаты на то, как суетятся над ним огневики, пытаясь выжечь чуждую силу, и опускают руки. И молить Стихии совершить хоть какое-то чудо. Кажется, ее мольбы услышали, потому что чудо — аж в двух экземплярах — явилось в целительский центр само.
Дверь осталась приоткрытой — специально, что ли? Она перебралась к противоположной стене, села там, смотря, как бережно движутся громадные руки Фарата.
— Сейчас это соберу, — гудел его голос, отражаясь от стен, позвякивая окном, — а ты разожжешь.
— Угу. Нет, смотри, — голос огневика внезапно взвился и снова опал шепотом-потрескиванием. — Никогда такого не видел. Это что же, Ворчун?..
— Погоди с выводами. Нужно расспросить тех, кто оттуда вырваться сумел.
Огневик промолчал, но Илора чуяла, как бьется его пламя, зло-раздраженно.
— Малышка, — выглянул в коридор Фарат. — Найди какой-нибудь амулет разряженный, я туда это уберу. Для дела еще пригодится.
Илора метнулась в хранилище, благо, такие были на каждом этаже, чтоб не бегать долго. Не зная, какой емкости нужен камень, схватила один из самых больших — из пушетского рубина. Только потом, когда отдавала его Фарату, сообразила: камень-то именно оттуда, где проснулся этот дикий удэши, не повредит ли? Но земляной только ободряюще и одобрительно улыбнулся:
— Молодец, сообразила.
Сообразила что?.. Она не успела спросить — увидела, что именно вливает в рубин Фарат, бережно, осторожно, чтобы не плеснуло в сторону ни капли. Нет, это не было Мертвой Землей, ничуть. Оно не убивало. Эта сила Земли была вполне себе живая, но такая…
— Ну-ка присядь, — тяжеленные руки придержали за плечи, страшного камня уже не было, Фарат спрятал его куда-то. — Керс, ты там все?
— А малец упрямый, — довольно отозвался огневик. — Живучий, крепкий. Хороший хранитель. Вот, жить будет, гореть тоже.
— Молодец, — похвалил не пойми кого из них Фарат. — Ну, малышка, иди. Отогревай, твой он. Да смотри, чтобы не меньше троих получилось, негоже такую кровь без продолжения оставлять.
Илора вспыхнула жарко-жарко, от такого недвусмысленного пожелания и — благословения? Сила земляного коснулась ее мягко, ласково, практически незаметно, словно пушистые травяные метелочки, но изменила и напитала чем-то незримым, как напитывает земля соками пробуждающиеся травы, готовя их к цветению.
Она об этом потом подумает. Распробует, разберется, что же за новая нота в воде появилась. А пока метнулась к Раису, только смех Фарата прогромыхал где-то вдали.
***
Последние дни Яр почти неразлучно проводил с Ниилиль. Кречет помогал, когда мог, но его она все-таки не подпускала так близко и полно, не доверяла, как побратиму. А Янтор опять улетел, Кая тоже уехала, вместе с отцом, и заниматься молоденькой — не по годам молоденькой — удэши больше было некому. Она даже в школу вместе с Яром ходила, сидела тихонько в уголке на уроках, разглядывая людей, слушая рассказы учительницы. Та, уже зная, кто это, старалась обращаться с ней помягче.