Делай Деньги
Шрифт:
… она порвала бумажку!
— Вот что я думаю об этих глупых деньгах! — объявила она, бросив клочки в воздух. А потом, тяжело дыша, встала с торжествующим видом, как будто сделала что-то умное.
Удар в зубы всем присутствующим. Слезы на глаза наворачиваются, в самом деле. Ну что ж…
Мойст вытянул из кармана еще одну из новых банкнот и высоко ее поднял.
— Леди и джентльмены! — провозгласил он. — У меня тут одна из все более редких Однодолларовых Банкнот первого поколения, — ему пришлось остановиться переждать смех, —
Он поднял цену до пятидесяти, дав паре предложений отрикошетить от стен. Пупси некоторое время стояла никем не замечаемая и кипящая от ярости, а потом заколдыхалась вон. А вот колдыханье было отменным. Она понятия не имела, как обращаться с людьми и старалась выдать большое самомнение за чувство собственного достоинства, однако эта девица могла колдыхаться лучше, чем толстая индейка на батуте.
Когда счастливый победитель добрался до дверей банка, его уже окружили менее удачливые собратья по торгам. Вся остальная толпа хлынула к прилавкам, неуверенная в том, что будет дальше, но твердо намеренная заполучить кусочек этого чего бы то ни было.
Мойст сложил ладони рупором и прокричал:
— И этим вечером, леди и джентльмены, мистер Бент и я будем доступны для обсуждения банковских займов!
Это вызвало очередное волнение.
— Дым и зеркала, мистер Липовиг, — заявил Бент, отворачиваясь от балюстрады. — Ничего, кроме дыма и зеркал…
— Но сотворенные без дыма и в полном отсутствии зеркал, мистер Бент! — радостно заметил Мойст.
— А „детишки“? — поинтересовался Бент.
— Найдите каких-нибудь. Должен же быть приют, которому нужны пятьдесят долларов. Конечно, это будет анонимное пожертвование.
Бент, казалось, удивился.
— Правда, мистер Липовиг? А я нисколько не сомневаюсь, что вы человек, который поднял бы большой Пер Еппо Лох по поводу пожертвования денег на благотворительность, — он произнес „переполох“ так, что это звучало словно какое-то эзотерическое извращение.
— Ну, я не такой человек. Делай добро тайком, вот мой девиз.
Все и так вскоре выяснится, и тогда я буду не только прекрасным славным малым, но еще и трогательно скромным.
„Вот интересно… Я и впрямь мерзавец, или только очень хорошо умею мыслить, как таковой?“ — подумал Мойст.
Что-то протолкнулось в его разум. Крошечные волоски на затылке задрожали. Что-то было неправильно, не к месту… опасным.
Он повернулся и еще раз посмотрел вниз на холл. Люди толпились, собирались в группы и разговаривали, строились в очереди…
В мире движения притягивает взгляд неподвижность. В центре банковского холла, не замечаемый множеством народа, человек как будто застыл во времени. Он был во всем черном, с плоской широкой шляпой, которые часто носят в наиболее мрачных Омнианских сектах. Он просто… стоял. И смотрел.
Всего лишь еще один зевака пришел посмотреть,
…некатарые письманные свидетельсва…
Насчет него? О чем? У Мойста не было прошлого. О, дюжина вымышленных имен разделила между собой довольно занятое и полное событий прошлое, но они все испарились вместе с Альбертом Спэнглером, повешенным до не-совсем-смерти и пробужденным Лордом Ветинари, который предложил Мойсту фон Липовигу новенькую блестящую жизнь…
О боги, он уже издергался только из-за того, что какое-то старое пугало смотрит на него со странной ухмылочкой! Никто его не узнает! Он мистер Забываемый! Если пройтись в городе без золотого костюма, то он был просто еще одним лицом.
— Вы в порядке, мистер Липовиг?
Мойст обернулся и вгляделся в лицо главного кассира.
— Что? А… нет. То есть да. Э… Вы раньше видели этого человека?
— Какого этого человека?
Мойст повернулся показать на человека в черном, но тот исчез.
— Выглядел как проповедник, — пробормотал он. — Он… Ну, он на меня смотрел.
— Что ж, вы довольно-таки располагаете к этому. Может, согласитесь, что золотая шляпа была ошибкой?
— Мне нравится шляпа! Другой такой во всем мире нет!
Бент кивнул.
— К счастью, это правда, сэр. О боги. Бумажные деньги. Практика, применяемая только язычниками-агатейцами…
— Язычниками? Да у них куда больше богов, чем у нас! И там золото ценится меньше железа!
Мойст смягчился. Лицо Бента, обычно такое сдержанное и равнодушное, сейчас скомкалось, как клочок бумаги.
— Послушайте, я читал. Банки выпускают монеты в количествах, четырехкратно превышающих запас того золота, которое у них содержится. Это нонсенс, без которого мы можем обойтись. Мы в мире мечты. Город достаточно богат, чтобы стать своим собственным золотым слитком!
— Они доверяют вам безо всякой причины, — проговорил Бент. — Они доверяют вам, потому что вы смешите их. Я не смешу людей, и это не мой мир. Я не знаю, как улыбаться, как вы и говорить, как вы. Вы не понимаете? Должно быть что-то, чья ценность выше моды и политики, ценность, которая не проходит. Вы ставите Ветинари во главе моего банка? А что будет служить гарантией всем сбережениям, которые те люди толкают через наш прилавок?
— Не что, а кто. Я. Я лично буду заботиться о том, чтобы банк не потерпел крах.
— Вы?
— Да.
— О да, человек в золотом костюме, — кисло сказал Бент. — А если все остальное потерпит крах, будете молиться?
— В прошлый раз сработало, — спокойно заметил Мойст.
Глаз Бента дернулся. Впервые за все время знакомства с Мойстом он казался… потерянным.
— Я не знаю, что вы хотите, чтобы я делал!
Это было почти стоном. Мойст похлопал его по плечу.