Делай все наоборот
Шрифт:
– Чего они от нас добиваются? – спросила я у Мариши.
– Ждут, что мы размякнем от хорошего обращения и все им выложим, а потом прикончат, дураку ясно.
– А что мы им можем выложить? По-моему, им и так обо всем известно.
– Откуда я знаю! – рассердилась Мариша. – Хорошо, что думают так, а не иначе, потому что тогда прикончили бы нас сразу. А так у нас есть еще время, чтобы бороться.
– А мне они показались славными людьми.
– Вечно ты всех подонков жалеешь, – напустилась на меня Мариша. – Себя сейчас жалеть надо. Скоро эти парни обдумают, как лучше выполнить поручение, и вернутся обратно.
– Так бежать надо! – взвыла
Мы с Маришей лежали в луже крови, а возле нас хлопотали давешние парни, заливая в детскую эмалированную ванночку дымящуюся кислоту, в которой предстояло растворять наши останки. Или мы с Маришей снова в луже крови, но лежим на берегу речки, а наши знакомые подрывают нависающий над нашими телами берег, чтобы похоронить под обвалом. Или мы с Маришей, истерзанные пытками, все в той же неизменной луже крови, а рядом с нами копошатся голодные бродячие псы, сбежавшиеся со всей округи и мечтающие о плотном ужине.
Эта лужа крови так достала меня, что, пробудившись от кошмара, я подскочила к двери и в полном отчаянии начала судорожно дергать ее. К моему изумлению, она тут же поддалась моим усилиям и гостеприимно распахнулась.
– Эти придурки забыли ее запереть! – в совершеннейшем упоении воскликнула Мариша, разбуженная моими попытками спастись.
Не теряя даром времени, мы выскочили за порог. Небо уже розовело рассветом, и по двору стлался предутренний туман. Все было бы чудесно, если бы не надоедливый староста, которому именно в этот час приспичило сходить в домик с сердечком.
Бодрой рысцой он пробежал через двор к туалету, где занял позицию и задумался о чем-то своем. Из этого блаженного состояния его вывели осторожные шаги, а так как староста был человеком стеснительным и не хотел, чтобы его обнаружили именно сейчас, то сидел он молча, стараясь не шевелиться. Шаги миновали его укрытие и удалились, как ему померещилось, в сторону свинарника. Вместе с угрозой обнаружения у старосты испарилась и всякая стеснительность, а любопытство, как назло, пробудилось. Оно требовало, чтобы хозяин выяснил, кому это из его домашних в столь ранний час захотелось проведать борова. Вынь да положь ему имя нарушителя.
Староста тоже не был обделен фантазией, и за тонкой дверью картины ему мерещились одна ужасней другой. Мелькающие перед глазами копченые окорока сменяла гордая голова кабана, украшенная лимоном и веточками петрушки на праздничном и – главное! – чужом столе. Мерещились опустевший закут и грустные глаза местных хрюшек, лишившихся аппетита из-за утраты любимого, а также возмущенные глаза их хозяев: не уберег, не сохранил.
Всю стеснительность со старосты словно ветром сдуло. Он подтянул пижамные штаны в фиолетовую полоску и, распахнув дверь домика, вылетел наружу. Глаза его сверкали праведным гневом, и был он страшен.
Мы с Маришей испуганно обернулись на звук распахнувшейся двери и увидели нечто на двух ногах, мчащееся сквозь туман прямо на нас. Что это такое, разглядеть точно мы не могли, но от этого становилось только еще страшней. Ворота находились далеко, в тумане их было не разглядеть. Мы сунулись вправо-влево и наткнулись на дощатую дверь. За неимением лучшего сунулись в нее. Сразу же в лицо нам пахнуло животным теплом. Мы заперли дверь на защелку и стали
Почти сразу же дверь задергалась. Мы отступали до тех пор, пока не уперлись спинами в дерево загородки. За ним недовольно похрапывало и переваливалось что-то черное и большое. Час от часу не легче. Дверь тем временем дергалась совсем уж судорожно, поминутно грозя слететь с петель.
– Эй, вы там, открывайте немедленно! – орал староста. – Вам все равно несдобровать!
Понятно, что такие заверения не прибавляли нам охоты отпереть дверь. Наоборот, мы постарались отодвинуться от нее подальше. Гнилые доски угрожающе затрещали под нашим напором. Большое и черное позади нас тяжело заворочалось. И как раз в тот момент, когда староста одолел упрямую дверь, хлипкая перегородка подалась и мы рухнули в загон прямо на просыпающегося кабана.
Со сна толком не разобрав, что происходит, он тем не менее подскочил как ошпаренный, раскидав нас с Маришей в разные стороны, затем ударил об пол всеми четырьмя ногами, что оказалось у него признаком крайней степени гнева. Не удовольствовавшись демонстрацией своих чувств, боров взревел и бросился в пролом перегородки, чтобы наказать посягнувшего на его покой. После темноты и со сна нас он не заметил, а своего хозяина не признал и намерения имел самые серьезные.
К счастью для себя, староста быстро сообразил, какой опасности он подвергается, и с воплями бросился прочь. Боров мчался за ним и рычал, будто гоночная машина.
– Что это такое было? – вопила Мариша, стараясь выкарабкаться из-под придавивших нас досок. – Вытащи меня.
Я сама была озабочена тем же. Мы растолкали в разные стороны обломки досок и бросились вон. Во дворе творилось черт знает что. Метался староста, мелькая своими штанами и издавая жалобные стоны, а за ним по пятам гналось черное щетинистое чудовище с огромными ушами. Боров не ставил перед собой задачи сохранить хозяйскую собственность. Аккуратно уложенная поленница разлетелась в разные стороны, и заготовленные для печки дрова, словно снаряды, посшибали все легкие предметы в радиусе метра. В итоге под ногами у соревнующихся оказались эмалированные ведра и кастрюли разных размеров, черепки от кувшинов, рукомойник и сами поленья. На шум из дома начали выскакивать люди.
Одеты они были кто во что, но все как один прихватили с собой оружие. Боров, увидев, что врагов прибыло, утроил свои усилия, и скоро по двору металось уже значительно больше народу. Староста оказался на высоте, он так жалобно умолял гостей пощадить животное, что ни у кого рука не поднялась пристрелить кабана. Стреляли в воздух, чтобы отогнать его, когда тот подбирался слишком близко.
– Накиньте на него мешок! – советовала жена старосты, стоя на безопасном расстоянии.
Затея с мешком чуть не закончилась гибелью одного из парней Елизара. Кабан дернул башкой, и мешок вместе с вцепившимся в него парнем отлетел в сторону достаточно далеко, чтобы боров поленился преследовать его. В полете парень случайно сшиб дергающейся головой палку, подпиравшую бельевую веревку, и все светлые рубашки старосты, а также цветастые пододеяльники попадали в грязь. Один из них и накрыл собой животное. Смущенный зверь завертелся на месте, как волчок, а на него в это время с торжествующим воплем набросился староста, тут же раскаявшийся в собственном героизме, но было поздно. Поддавшись его примеру, на хряка набросились и остальные. Под тяжестью стольких тел лапы зверя подкосились, и он рухнул.