Дельцы. Автомобильный король
Шрифт:
Генри не мог этого понять; а если и понимал, то не мог в этом сознаться даже себе. Что станет со всеми его планами — освоить новые земли, овладеть новой техникой, использовать новую водяную энергию, увеличить производство, улучшить качество продукции, — если он признает, что чем полнее он будет осуществлять свои планы при системе прибылей, тем быстрее он вызовет перепроизводство и выбросит миллионы рабочих на улицу?
Кто-то из руководителей журнала "Нью-Соот" завладел умом Генри, и его вера в систему прибылей окрасилась мистикой. Он прочел "Межзвездного скитальца" Джека Лондона и уверовал в идею перевоплощения. "Мы пребываем в предвечном", — объявил он. Жиллетт ничего не имел против, чтобы все жили в предвечном, но к чему припутывать эту туманную идею к проблеме производства
36
Весной Генри вернулся в Детройт. У него было несколько дел, требующих его присутствия, среди них два важных судебных процесса.
В горестные дни 1916 года, когда, казалось, Соединенные Штаты вот-вот начнут войну с Мексикой, Генри Форд объявил своим рабочим, что тот из них, кто вступит в национальную гвардию, будет уволен с работы. "Чикаго трибюн" назвала его за это анархистом; Генри пришел в ярость и предъявил иск за клевету в миллион долларов.
В сущности говоря, Генри не совсем точно представлял себе, что такое анархист; не больше ясности было и в представлении "Чикаго трибюн" и ее читателей. Лучшим примером активного анархиста является Иисус Христос, но скажи кто-нибудь об этом читателям "Чикаго трибюн", они учинили бы над ним самосуд. Для них анархист был опасный и не подчиняющийся законам человек; им не надо было далеко ходить за примером, прекрасным образчиком такого анархиста был сам издатель "Чикаго трибюн", которая называла себя "крупнейшей газетой мира" и изо всех сил старалась быть самой зловредной и ненавистнической газетой Америки.
Суд состоялся в маленьком городке Маунт Клименс, штат Мичиган, и оказался таким же фарсом, как "корабль мира". Свидетелями были конные стражники и прочие патриоты; толпы репортеров и в их лице весь мир.
Судебный процесс по обвинению в клевете сводится к детальному изучению жизни, моральных и умственных качеств человека, возбудившего иск, и поэтому бедному Генри пришлось пережить несколько тягостных месяцев. Одна из крупнейших сыскных организаций мира три года работала, выискивая каждую ошибку или нелепость, когда-либо совершенную или сказанную им, и вот теперь хитроумнейшие адвокаты, каких только можно было нанять, подвергали его перекрестному допросу и разоблачали его.
Они подобрали книги с длинными словами, намереваясь предложить Генри прочесть эти слова и сделать его посмешищем. Генри избежал этого самым простым приемом — он оставил дома очки. Люди могли подумать, что он не умеет читать, но Генри возразил на это: людям предоставляется полная свобода думать все, что им угодно. На самом деле он умел читать, но медленно, и не знал, как произносить длинные слова.
Он не знал еще многого; например, когда адвокаты спросили его о Бенедикте Арнольде, он ответил, что это писатель. В Америке и Англии покатывались со смеху; миллионы образованных умников получили возможность почувствовать свое превосходство над архимиллионером. Но средний американец, который покупал автомобили Генри и ездил на них, больше интересовался тем, как он поставил производство усовершенствованного стартера, чем запасом его знаний по американской истории и английской литературе. "Я в любую минуту могу найти человека, который мне про все расскажет", — сказал Генри, и большинство его покупателей нашли этот ответ разумным.
Генри выиграл дело; то есть суд постановил, что он не анархист. Но они решили, что в миллионе долларов он не нуждается, поэтому присудили ему шесть центов. Генри вернулся домой, обогатив свой опыт; он не только узнал разницу между Бенедиктом Арнольдом и Арнольдом Беннетом, но он узнал бесполезность обвинения в клевете, и с тех пор газеты могли наговаривать на него что угодно, — он продолжал выпускать свои автомобили.
37
У Генри на руках было еще одно и более серьезное дело: предъявили иск "Братья
По этому вопросу у Генри была особая точка зрения. Он не признавал, что за пользование деньгами надо платить, и сам ни разу не занимал у банкиров. Он не признавал, что люди должны получать деньги, если они не заработали их полезным трудом; поэтому в течение шестнадцати лет он вкладывал всю прибыль компании в новые земли, здания, машины и другие орудия производства автомобилей. Для Генри это было хорошо, но для братьев Додж не так-то хорошо; им были нужны деньги на изготовление доджевских автомобилей, а Генри использовал эти деньги на производство фордовских автомобилей!
Братья Додж добились судебного предписания, запрещающего Генри тратить деньги на расширение производства, пока он не выплатит дивиденды держателям его акций. Дело рассматривалось в суде, братья Додж его выиграли, и это чуть не разбило сердце Генри. Он пустил слух, что они с Эдзелом собираются основать новую компанию и выпускать новый автомобиль, стоимостью в двести пятьдесят долларов: это так напугало мелких держателей акций, что они распродали свои акции по цене много ниже рыночной. И все же они выручили в тысячу раз больше того, что когда-то вложили в предприятие. Тот самый Джеме Казенс, который, будучи клерком угольной фирмы, вложил в Фордовскую компанию свои сбережения, заработал тридцать семь миллионов долларов и использовал их на то, чтобы получить пост сенатора Соединенных Штатов от штата Мичиган — тот самый пост, которого тщетно в свое время добивался Генри Форд. Поскольку Казенс был человеком неглупым и терпимым, из него вышел хороший сенатор, чего, возможно, не случилось бы с Генри.
Газеты давали подробную информацию об этих финансовых сделках, и Эбнер читал все эти сообщения вслух старику Тому. Они вспоминали тот день, когда Том вместе с Эбнером, который был еще мальчишкой, ходили смотреть, как мистер Форд испытывает свою детскую коляску перед мастерской на Бэгли-стрит. Они так гордились этим случаем, что всю жизнь рассказывали о нем всем своим знакомым. Если бы они только знали, какое будущее таилось в этой детской коляске с двигателем; почему они не прицепили свой фургон к автомобилю Генри Форда! Они подсчитывали, сколько у них лежало в то время денег в сберегательной кассе; если бы они вложили их в акции Фордовской автомобильной компании, сколько бы теперь у них было!
Все, кто знал Генри в те давние времена, занимались такими же подсчетами. Ими занимались миллионы американцев по той лишь причине, что они жили в Детройте, или владели одним из фордов раннего выпуска, или выражали веру в будущее автомобиля. Все это было романтикой Америки, тем, что придавало жизни блеск, скрашивало скуку будничного мира. "Делать деньги" — это такая же лотерея, как и женитьба. Тот факт, что на чью-то долю выпадали крупные выигрыши, заставлял кровь быстрее обращаться в жилах. Миллионы мужчин и женщин читали историю фордовского богатства, доджевского богатства, казенсовского богатства, и это до такой степени взвинчивало их, что они готовы были войти в любую азартную игру. Поэтому продавцам дутых угольных акций, нефтяных акций и всевозможных рецептов быстрого обогащения удавалось из года в год извлекать из карманов американцев миллионы долларов.
Но от автомобильного короля об этом нельзя было услышать ни словечка. Такие разговоры можно было слышать только от короля бритв.
38
Джону Кроку Шатту, старшему сыну Эбнера, исполнилось пятнадцать лет; это был высокий, круглолицый парень, с ясными голубыми глазами, с вздернутым, как у матери, носом и непокорными космами. Он учился в средней школе и особенно прилежно занимался изучением металлов и механики. И вот на его долю выпала частичка счастья, которая определила всю его дальнейшую судьбу.