Дело Арбогаста
Шрифт:
Арбогаст кивнул, и оба они молча пронаблюдали за тем, как приводят к присяге заседателей. Все они были местные: столяр, трактирщик, бургомистр маленького пригорода, подмастерье, винодел и директор одного из грангатских предприятий средней руки. Ансгар Клейн внимательно всматривался в их лица, хотя и понимал, что эти люди наверняка не произнесут за весь процесс ни слова. Как всегда в начале процесса, он заранее предвкушал тот миг, когда судьи и присяжные удалятся в совещательную комнату. Для него, правда, этот миг порой оказывался самым неприятным. Как часто он был уверен в безоговорочной победе — и вдруг по каким-то загадочным для широкой публики соображениям выносили приговор нелепый и невозможный.
— А судей
Клейн вновь нагнулся к уху своего подзащитного.
— Председательствует земельный судебный советник Хорст Линднер, второй по старшинству здешний судья. Строго говоря, дело должен был вести его начальник, но тот в последний момент струсил и сказался больным. Для Линднера это шанс обратить на себя внимание. А вам интересно, в чем заключается главная проблема нашего правосудия?
Арбогаст вновь кивнул.
— Проблема заключается в поле напряжения, которое возникает между вопросами и оценками. В Америке вопросы и оценки подчеркнуто разведены по разным углам, а у нас судья судит по ответам на вопросы, которые сам же и задает. То есть, как доказывает и ваше дело, суд срывается на наводящие вопросы.
Судья меж тем закончил приведение к присяге заседателей, и журналисты покинули помещение. Стало совсем тихо, и когда пространство между судейской трибуной, скамьями обвинения и защиты расчистилось, Арбогаст внезапно увидел в середине только что образовавшейся пустоты стул, с трех сторон обнесенный невысокой балюстрадой. Возле стула стоял низкий столик, а на нем — микрофон, кувшин с водой и стакан.
— Обвинение представляют обер-прокурор доктор Бернгард Куртиус и прокурор Гюнтер Франк из грангатской земельной прокуратуры, защиту — адвокат доктор Ансгар Клейн. — Сделав паузу, Хорст Линднер жестом пригласил обвиняемого на стул посередине пустого пространства. — Можно вас попросить, господин Арбогаст?
Пока Арбогаст шел на предписанное ему место, Кате Лаванс бросилась в глаза шаркающая походка, типичная для человека, проведшего в тюрьме долгие годы. Рослый мужчина в элегантном костюме на первом же шагу превратился в арестанта. И ей вновь вспомнились слова Клейна о переменах, случившихся с Арбогастом, о приступах самоистязания в тюрьме, о замкнутости, о нарастающей утрате связи с реальностью. Она внимательно смотрела на него — вот он сел, вот одернул пиджак, — и с нетерпением ждала его показаний.
Ее радовало то, что все наконец началось. После завтрака она уже успела предварительно ознакомить присутствующих коллег с выводами своей экспертизы, отчаянно увертываясь от провокационных расспросов прессы о том, каково ей оказаться по другую сторону “железного занавеса”, — любой ответ на такие вопросы обернулся бы для нее по возвращении в ГДР неприятностями. Кроме того, она всячески старалась избежать встречи с профессором Маулом, что удалось бы едва ли, не поспеши ей на помощь Фрид Сарразин, который весьма галантно сопровождал ее и никого к ней не подпускал. Арбогаста она повидала разве что на ходу и так и не поняла, является ли особая тишина, которая ей в нем и вокруг него почудилась, всего лишь плодом ее собственного воображения. Судья задал ему сейчас только вопросы, идентифицирующие личность, и Катя увидела, как занервничал Арбогаст, как глубоко и часто задышал, как принялся облизывать губы. В ходе опытов, прикасаясь к безжизненным телам, Катя порой пыталась представить себе его руки и взгляд. И вот он машинально пригладил волосы.
Прежде чем заговорить, Арбогаст в деталях вспомнил начало первого процесса, четырнадцатилетней давности, и вновь его ужалила острая боль — прошлое миновало безвозвратно, оказалось ужасно, да и сам он стал сейчас совершенно другим человеком. В такой степени другим, что собственная биография казалась ему словно бы протезом, при помощи которого он мог хоть
Судья кивнул секретарю и тот принялся строчить протокол.
— Продолжайте!
— Моим родителям хотелось, чтобы я получил среднее образование, хотя сам я был бы не прочь стать поваром. В конце концов отец разрешил мне по окончании школы пойти в ученики к мяснику.
— И тут война?
— Да.
Он служил в России, потом в Италии.
По возвращении он занимался хозяйством в родительском трактире, потому что его мать, входившая при Гитлере в женскую организацию Национал-социалистической рабочей партии, подпала под действие запрета на профессиональную деятельность.
— Ваша мать была активисткой национал-социализма?
— Куда там! Вязала свитера солдатам — вот и все. Арбогаст замолчал, налил себе воды, выпил.
— Продолжайте.
Поскольку денег не хватало, он занялся частным извозом, доставкой товаров на дом, приобрел каменоломню. Однако все эти затеи оборачивались для него дополнительными убытками. Поэтому он в конце концов вернулся в материнский трактир, занявшись одновременно распространением американского бильярда фирмы “Брунсвик”. В октябре 1951 года он женился, через несколько недель появился на свет его сын Михаэль. Его жена Катрин была дочерью учителя математики Тайхеля из грангатской гимназии имени Шиллера.
— С женой вы познакомились еще в школе?
— Да. А потом дружили.
Пока он находился в заключении, жена с ним развелась, пояснил он далее.
— Когда именно?
— В 1961-м.
— А какого рода профессиональной деятельностью вы занимаетесь сейчас, — спросил обер-прокурор Линднер.
Арбогаст посмотрел направо — туда, где сидели прокуроры.
— После выхода на свободу я нигде не работаю. Однажды я чуть было не получил место, но когда работодатель узнал о моем приговоре и о том, что мне предстоит повторный процесс, он развел руками и указал мне на дверь.
— Есть еще вопросы?
Председательствующий обратился к своим соседям по судейской кафедре, к обер-прокурору и наконец к Ансгару Клейну. Потом кивнул секретарю:
— Вы все записали? Тогда можно перейти к докладу обвинителя. Большое спасибо, господин Арбогаст.
Гансу Арбогасту разрешили вернуться на место за столом защиты, и, пока он шел туда, Фриц Сарразин посмотрел на Ансгара Клейна и увидел, что адвокат явно доволен своим подзащитным. Теперь все внимание переключилось на прокурора, начавшего зачитывать обвинительное заключение, в котором во второй раз речь шла об умышленном убийстве при отягчающих обстоятельствах. Сарразин подметил, как забеспокоилась Катя Лаванс, но обратил внимание и на то, как спокойно ведет себя на этот раз публика при оглашении удручающих обстоятельств дела. Обер-прокурор доктор Бернгард Куртиус, флегматичный мужчина лет пятидесяти пяти, лысеющий, в круглых очах, построил свое выступление не только продуманно, но и не без артистизма, — делая искусственные паузы в тех местах, где недостаток доказательного материала можно было восполнить разве что игрой воображения. Суд внимательно выслушал обвинительное заключение, причем председательствующий ухитрился не подпасть под гипнотическое обаяние прокурора, пожалуй, оставшись еще более беспристрастным, чем его младшие по должности коллеги — земельный судебный советник Северин Маноф и неприметный с виду судебный советник Филипп Мюллер. Сарразину показалось, что все трое судей то и дело смотрят на Арбогаста, проверяя, какое впечатление производит на него детальное описание его предполагаемого преступления. Сам Сарразин прочел по лицу Арбогаста только одно — тот изо всех сил старается сохранять спокойствие.