Дело Арбогаста
Шрифт:
— Господину обер-прокурору это известно, — кротко прокомментировал судья. — Он знаком с уголовно-процессуальным кодексом.
— Вот только не придерживается его статей!
— Я изложил факты в том виде, в каком они мне запомнились, а на это я имел право как свидетель.
— У защиты больше нет вопросов! Клейн явно злился.
Судья кивнул представителям обвинения, призывая их приступить к допросу.
— Как, собственно говоря, вы пришли к умозаключению о том, что убийцей Марии Гурт может оказаться тот же человек, который совершил убийство другой женщины, тело которой было обнаружено примерно в том же месте раньше?
Этот
— Это общеизвестная психологическая ситуация: преступник возвращается на место преступления.
— В таком случае следовало бы распустить уголовную полицию. Достаточно расставить на местах преступления людей с сачками — так оно и дешевле будет, — пробормотал Клейн достаточно громко, чтобы его расслышали в зале.
Оттуда и впрямь донеслись смешки.
— Теперь я должен сделать замечание вам, господин адвокат. Будьте серьезнее!
— Но поймите и меня! Четыре года мне пришлось вести отчаянную борьбу, причем бесплатно. Я запустил практику, подрастерял клиентуру — и все для того, чтобы вытащить этого несчастного из каторжной тюрьмы. А все потому, что дело тогда вели черт знает как и строили следствие на пошлых прибаутках!
— Это — сознательное искажение истины и принижение результатов нашей деятельности. Данный человек в высшей степени подходил на роль главного подозреваемого. — Эстерле впервые обратился непосредственно к адвокату. — Хотя Арбогаст и отрицал умысел на убийство, он однако же признался в том, что сдавил женщине шею, набросившись на нее сзади. Он заявил даже, что такой опыт имелся у него и ранее. Женщины, мол, от этого проявляют большую прыть.
— Вам никто не давал слова, господин свидетель!
Клейн только покачал головой, да и у обвинителей не нашлось новых вопросов к свидетелю. Судья отпустил Фердинанда Эстерле.
Напоследок вызвали Гезину Хофман, которую надо было допросить главным образом о том, в каких условиях были сделаны ею снимки на месте обнаружения трупа. Она рассказала о том, как мать разбудила ее в тот день спозаранок, потому что полиции срочно понадобился фотограф, как за ней заехали, как доставили ее на место, где она сразу же увидела в темных кустах белое женское тело.
— Это зрелище вас шокировало?
— Нет, отнюдь.
Шокировал Гезину, казалось, как раз только что заданный вопрос.
— Расскажите о своих впечатлениях поподробнее.
— Она была такая красивая.
Словно в поисках подтверждения этих слов Гезина быстро посмотрела в сторону Арбогаста, и тот спокойно и благожелательно кивнул ей. Он-то знал, какова была Мария.
— Что вы имеете в виду? — осторожно спросил судья Линднер.
Гезина Хофман посмотрела на него долгим взглядом светло-зеленых глаз и только потом ответила:
— Этого в двух словах не опишешь. Тогда было холодно и сыро, и все же Мария лежала так спокойно, словно все ей было нипочем, словно время над ней не властно.
— А вам самой в это время сколько было — семнадцать?
— Да, семнадцать. Совсем недавно исполнилось.
Она строго кивнула. Арбогаст смотрел на нее явно заинтересованно, как, пожалуй, ни на кого другого в ходе процесса. Особенно увлекли его ее губы, готовые, кажется, в любой миг раскрыться в улыбке, но тут же становящиеся серьезно поджатыми. На щеках у нее был едва заметный пушок.
— Все же несколько странно, что к изготовлению таких снимков привлекли столь юную особу.
Прокурор произнес это, вертя двумя пальцами карандаш.
— Мой
— Из-за вашего отца?
Гезина кивнула.
Когда ее некоторое время спустя отпустили и судья отложил дело до среды, Ганс Арбогаст проводил ее долгим взглядом до самой двери. Перед началом заседания Пауль Мор предложил ей по его окончании поужинать в “Серебряной звезде”, но она предпочла отправиться домой, хотя сначала и проводила его до гостиницы. До вечера писал Пауль репортаж из зала суда, передал его затем по телефону в редакцию и спустился в зал ресторана, успев еще посидеть с коллегами, а без четверти десять по первому каналу начали транслировать экранизацию романа Франсуазы Саган, которую непременно хотелось посмотреть Гезине и начало которой она все-таки пропустила, сервируя на кухне чай и бутерброды с колбасой. Когда она выкладывала на тарелку, предварительно разрезав пополам, огурчики домашнего засола, из комнаты донеслась музыкальная увертюра к экранизации. Гезина купила телевизор незадолго до смерти матери и поставила его в маленькой гостиной возле материнского дивана. После выпуска последних известий передали обращение правительства канцлера Брандта. После смерти матери она полюбила сидеть у голубого экрана. Экранизация называлась ”Через месяц, через год” — и Гезину интересовала прежде всего молодая Ханнелоре Эльснер с ее черными бровями и подведенными глазами, с которыми резко контрастировали волосы крашеной блондинки. Больше всего Гезине понравилась сцена, в которой Ханнелоре сидит на коврике посередине комнаты и курит, не шевеля при этом губами. Сама Гезина как раз не курила.
55
— Вскрытие проводилось при крайне неблагоприятных внешних обстоятельствах.
— Что вы имеете в виду?
— Вскрытие проходило в подсобном помещении морга. При крайне недостаточном освещении, в отсутствие делопроизводителя, при помощи хирургических инструментов и медицинских препаратов, не идущих ни в какое сравнение с тем, как обстоит дело в судебной медицине сегодня.
Профессор доктор Берлах на мгновение замолчал. А затем добавил:
— Работать в таких условиях было для судебно-медицинского эксперта сущим мучением.
Берлах, проводивший вскрытие вместе с доктором Дальмером и бывший в то время всего лишь ассистентом кафедры во Фрайбурге, пояснил далее, что точную причину смерти госпожи Гурт им установить так и не удалось. Они, в частности, не обнаружили мелких кровоизлияний в сетчатке глаз, являющихся неоспоримым признаком смерти от удушения. Только синяки на шее.
— А как вы относитесь к экспертному заключению профессора Маула?
— Мне кажется, выводы относительно удушения и использования удавки являются ложными.
В утро среды Берлаха допрашивали первым. После него свидетельские показания давал доктор Дальмер. Все специалисты по аутопсии были поражены, заявил он, когда экспертное заключение профессора Маула привнесло в дело драматический перелом и удушение начало рассматриваться как доказанный факт.
— Уточните, пожалуйста, чем именно вы были поражены?
— Все очень просто: нас пыльным мешком по голове шарахнули. Именно так мы восприняли версию профессора Маула насчет кожаного ремешка.
— Благодарю вас за показания. Вы свободны.