Дело Бутиных
Шрифт:
Снова звучные хлопки, снова одобрительные возгласы, в том числе и женские.
— Прошу разрешения, не занимая болей вашего внимания, представить новое предприятие культуры — музыкально-драматический кружок под управлением известного и талантливого музыканта господина Маврикия Лаврентьевича Маурица!
Сидевший в задних рядах Иринарх имел острый слух. До него доносились не одни лишь возгласы похвалы и одобрения. Доносилось и приглушенное, не для всех:« Говорят, у Бутиных уже десяток миллионов!» — «А как же, сударь мой, все прибрали к рукам: торговлю, золото, винные заводы». — «До Амура добрались,
Мауриц привычно, а все ж нетерпеливо-неловко поклонился публике и повернулся лицом к оркестрантам — длинные с крупной курчавинкой волосы взметнулись, мелькнула тонкая круглая палочка, и дивные звуки Моцарта овладели публикой — купцами, купеческими женами и дочерьми, горными инженерами и конторскими служащими, польскими ссыльными и гостинодворскими приказчиками, друзьями и недругами Бутиных, доброжелателями их и завистниками, соратниками и поперечниками...
А после звучали Россини, Гендель, Бетховен. Татьяна Дмитриевна, сестра Бутина, была потрясена до глубины души.
Временами, когда Мауриц оборачивался и кланялся, сестре Бутиных казалось, что Мауриц ищет ее глазами; вот их взгляды скрестились: «Луиза, королева...»
Сколько в нем силы, энергии, страсти, когда он весь в музыке. И куда это все уходит потом...
Она очнулась, когда кто-то легко, почти не касаясь, тронул ее за плечо мягкой ладонью.
К ней склонилось испуганное толстое лицо Филикитаиты Степановны, компаньонки невестки.
— Сударыня... Госпожа... Вас спешно просят домой... Очень плох супруг ваш... Владимир Николаевич... Господи Всевышний, помоги нам, грешным!
Китайская экспедиция не выходила у Бутина из головы. Для него она представлялась делом наиважнейшим. Она требовала немалых затрат. Ее должны возглавить опытные и знающие лица. Ее надо снарядить с величайшей предусмотрительностью. И маршрут следует вычертить, исходя из карты и подсказок бывалых путешественников. И взвесить все экономические соображения — какие везть товары, сколько... И где найти добрых проводников?
Все вокруг отвлекало его — неотложное, житейское, личное, — все требовало его участия и вмешательства. Не говоря уж о делах торговых, делах приисковых, делах амурских...
И осложнившиеся дела семейные...
Еще одна смерть в доме Бутиных.
Умер зять — молодой, красивый Заблоцкий. Недалекий, беспечный, но привязанный к дому, незлобливый и при всей своей мишурной воинственности — никакой не вояка и не рубака. Никому не мешал, ничего не сделал: ни хорошего, ни плохого, а был членом семьи, имевшим свое место за столом, у камина, в гостиной, на пикниках. Он ничего не умел, но весь по-ребячески сиял, ежли Михаил Дмитриевич надумает поручить самое малозначительное дельце... Уж такую серьезность на себя напустит, не дай бог, такую вокруг ничего шумиху разведет, а потихоньку спросит Иринарха или Шилова, как к дельцу подступить, те и сделают меж временем, а его с докладом пошлют... Нежили Вольдемара, лелеяли все в доме...
Любя сестру, Бутин внутренне корил ее за то, что не соизмерила силы мужа со своими,
Жена Капараки, сестра. Софья Андреевна, жена его, Сонечка, легкая и светлая. Маша и Лиза, милые доченьки Зензинова, самого близкого друга Бутиных... И теперь зять...
Что за напасть такая на их семейство: смерть в младых летах забирает дорогих людей... То в родах, то от скарлатины, то чахотка откуда ни возьмись, а то от нелепой случайности — шутила, пела, смеялась, и разом как свечку задуло... Сонюшку его...
Капиталы растут, фирма крепчает, на деньги для близких он не скупится — на одни путешествия сколько потрачено! — рабочие и служащие у Бутиных не обижены, получают поболе, чем в иных купеческих домах, — немалые средства идут то на церкви, то на часовенки, то на приюты, то на бедных...
За что Господь карает?
Только беспрерывная деятельность, поглощающая ум, нервы, волю, силы могла умерить боль и затмить несчастья.
В этом году Бутин надумал строиться. Строил много, с приглядом на будущее, ускорение дела во всех точках Сибири, куда проникли, где действует бутинские капиталы.
Вслед за большим домом в селе Шилка, по имени реки, — еще десятки домов — в Сретенске, Верхнеудинске, Петровском заводе, в Благовещенске, Зее, на Борщовочном винном, на Новониколаевском, недавно приобретенном железоделательном, на всех приисках.
А еще — Чита. Захудалая Чита, старое перфильевское плотбище, Чита, дремавшая доселе промеж Ингоды, Читинки и Кайдаловки, пробужденная вначале казематами декабристов и неугомонностью сварливого Завалишина, обжившегося там, женившегося на дочке чиновника и обросшего семьей и хозяйством и подававшего оттуда голос на всю Россию о нуждах края, о его бедах, — Чита эта вдруг стала прибавлять в росте, весе, влиянии и людях.
До богатого старинного купеческого Нерчинска далеко еще Чите — у Нерчинска корни поглубже, связи пошире, капиталов поболе. А все ж куда деться — губернатор, его канцелярия, прочие власти — в Чите обоснованы, надо к ним поближе держаться.
Там и купечество свое заводится, и денежное; и промыслы зарождаются — мельницы, крупорушки, овчинное производство, перевалочные склады. Нет, Читу нынче не обойдешь и не объедешь, — надо там обзаводиться, строиться, искать партнеров, посредников, компаньонов.
Но важнейшей своей заботой, заботой праздничной и утоляющей скрытый артистизм натуры, Бутин считал новый обширнейший дом в родном Нерчинске, в самой середке бутинского дела, там, где его главная контора, основное местопребывание, где обитает все семейство, куда тянутся все связи с партнерами, компаньонами, подрядчиками, откуда идут распоряжения и постановления Торгового дома и Золотопромышленного товарищества, — на Ангару и Селенгу, на Ингоду и Шилку, на Амур и Зею... То, что он задумал, должно стать не только новым, удобным, просторным и привлекательным фамильным гнездом. Новое здание станет украшением города и гордостью нерчуган.