Дело Бутиных
Шрифт:
— Да что там толковать о причинах нынешнего бедствия, — снова заговорил Бутин. — Они вам достаточно известны: засушливое лето, безводье. Летний намыв золота оказался столь незначительным, слезы одни! В народе говорят, что за бедой идут победки. Такой победкой стала гибель товаров на судах, отправленных из Одессы и Гамбурга в Николаевск вокруг света. А тут еще большие затраты на Амуре — на поисковые партии. С Амуром следовало погодить, да дело уже затеяно. И не зряшное. Открылись, при таланте известного вам Шнейдера, буреинские прииски с большим золотом.
На эту речь следовало бы откликнуться. Да и сидеть так напряженно неловко. Лишь хаминовская сигара пыхтела,
— Мы потерпели убытку за прошлый год, по общему подсчету, более миллиона рублей, — сказал Бутин ровным голосом, хотя душу в дрожь бросило: шутка сказать, целый миллион! — Даже для такой солидной фирмы, как «Торговый дом братьев Бутиных» с ее недвижимостями, потеря весьма чувствительная. Тем паче что кредитованы мы на порядочные суммы и затруднения наши не в текущих расходах, тут мы обойдемся, — но в оплате кредита.
Он замолчал. Теперь Хаминову надо поднять голову, взглянуть прямо в глаза Бутину и задать один-единственный вопрос. Ключевой. Решающий.
Хаминов задал этот вопрос, не подымая головы.
— Велик ли общий кредит? — спросил он.
Стрекаловский ласково поглаживал хаминовскую собачку. Его проницательные глаза сначала остановились на вопрошающем, затем на отвечающем. Общую сумму кредита знал один Бутин. Не все можно доверить конторским книгам...
— Не входя в подробности, несколько более пяти миллионов.
Прозвучало так, будто глыбу со скалы сбросил.
«Пять миллионов! Это ж почти все мое состояние! Рехнуться можно!» Хаминов, чуть приподняв голову, шибанул быстрым недобрым взглядом в Стрекаловского. Тот застыл с ладонью над головкой сверкшнауцеля, не успев погладить непокорную шерстку.
— Мы должники шестидесяти банков, компаний, товариществ и торговых домов, — говорил Бутин так спокойно, будто речь шла не о долгах фирмы, но о долгах фирме со стороны означенных банков и компаний... — Вот, Иван Степаныч, таковы наши дела. Я вполне откровенен перед вами. И надеюсь на вас. Как на давнего партнера. И... как на друга.
Затылок наконец исчез, и появилось лицо. Оно было неузнаваемо. Щеки обмякли, бородка словно свалялась, на лбу проступили розовые пятна с алтын размером. Глаза у него помаргивали, будто в ресницах застряла цифра «5», которую он стремился смахнуть.
Стрекаловский глядел на Бутина дружелюбно-сочувственно, как единомышленник, приглашая к дальнейшей откровенности и поглаживая собачонку красивой холеной рукой.
— Иван Степанович, убежден, что выстоим! У нас восемь миллионов актива. Кто у нас главные кредиторы? Полтора миллиона Морозовым должны — готовы ждать. А раз они — то и другие москвичи. Полмиллиона вдове — Корытниковой — Иван Симонович убедил до весны потерпеть, значит, и остальные томичи погодят. Семьсот тысяч ваших — одно слово иркутским заимодавцам, и заемная гроза замрет. А миллион срочных платежей как-нибудь вытянем. Нам ведь только лето переждать. Дарасунские, старые наши прииски, да новые, буреинские, пущенные в работу, намоют нам не менее чем на два миллиона. Заводы наши не дремлют, трудятся. А там торговлей на пушнине, чае, железе, вине наверстаем.
— Вы говорите «лето пережить!» — выдавил из себя Хаминов. — До лета надо дожить! Ведь не все, Михаил Дмитриевич, пойдут на отсрочки! Ведь каждому свой капитал дорог. Свой. Свои средства. Свое, нажиток жизни всей.
Крепко напуган Хаминов. Он говорит о себе.
— Иван Степанович, — так же умиротворенно убеждал своего компаньона Бутин, — вот был я у молодых Морозовых. И Савва Тимофеевич и Сергей Тимофеевич, так же уважительно, как отец их и дяди, к нам отнеслись. Ни слова о спешном возврате долга! Полное доверие фирме.
— То Морозовы, а то мы! Одна Никольская мануфактура вырабатывает Савве Морозову ткани на двадцать миллионов, а фабрики другого Морозова — на десять миллионов рублей! При таких средствах могут подождать. А нищему и алтын деньги.
Он-то что прибедняется, Хаминов! Не меньше миллиона отхватил на совместных операциях с Бутиными! Да еще в компании
с Марьиным на торговле чаем гребет! Если у нас восемь миллионов, то у Хаминова не менее трех. Ишь, алтын в кармане и вошь на аркане!
— Я не спорю, Иван Степанович, — миролюбиво отвечал он. — Моя неотступная цель: вернуть кредиторам все до копейки и с процентами. При превышении актива над пассивом более чем в три миллиона разумный капиталист может смело довериться фирме с такой репутацией, как наша! Следует ли уподобляться Левушке Кнопу, который, ровно дикий хищник из-за кустов, следит, у кого худо, чтобы напасть и задавить!
— Это тот самый, что Ивана Флегонтовича проглотил? — с невинным видом спросил вдруг Стрекаловский. Не то у Бутина, не то у лохматого сверкшнауцеля. — Лапинскую мануфактуру?
— Он самый, Иван Симонович! Это не собачка немецкая, что у вас на коленях. Волкодав. Этот душит методически, мертвой хваткой. Что ни говори, а пришлый народ. Нагребут, настригут и к себе стриганут, в свою Баварию или Саксонию!
— Томичей успокоили. Москвичи притихли. А вот другие, — возмущался Стрекаловский. — Волжско-Камский банк затребовал долг, серпуховский Коншин векселя предъявил, будто с голоду ноги протягивает! Ни совести, ни солидарности, ни здравого смысла.
Бутин бросил быстрый взгляд на своего сотрудника. Но тот уже был занят тем, что, играючи с безобидной собачкой совал ей меж острых зубок палец, легко ударял по лапкам, собачка, играя урчала и ласкалась. Мог бы промолчать про дурака Коншина!
— Так что же вы надумали, Михаил Дмитриевич? — чуть осипшим голосом спросил Хаминов. Пятна с темени сошли, потускневшие глаза оживились. — И как прикажете поступать?
— Прежде всего, Иван Степанович, мне желательно продолжение нашего с вами плодотворного, не ошибусь сказать, содружества. В интересах и ваших, и моих, и всего дела в целом.
— Благодарю вас, Михаил Дмитриевич, — Хаминов чуть наклонил облыселое темя.
Стрекаловский, не отрываясь от своих занятий с собачкой, одобрительно кивнул — не то словам Бутина, не то шалостям сверкшнауцеля, что тихонько с игривостью затявкал.
— Лучшее, что можно при сложившихся обстоятельствах предпринять, Иван Степанович, это учреждение администрации для управления делами фирмы. План таков. В администрацию входят наиболее почтенные иркутские купцы из числа кредиторов, и в первую очередь господа Хаминов и Марьин, и я объявляю этому уважаемому комитету баланс всего капитала. Администрация, имея перед собой всю собственность фирмы, всю картину дела, несомненно сумеет убедить прочих заимодавцев в необходимости отсрочек платежей. Я, в свою очередь, дам обязательство выплатить кредит полным рублем. Меж тем фирма спокойно займется текущими делами на благо всех сторон, с тем чтобы все предприятия работали в полную силу.