Дело было в Пенькове
Шрифт:
О г у р е ц. Когда будет овощехранилище?
И в а н С а в в и ч. Ты еще зелен меня учить! Вот пожелтеешь — тогда построим.
Было еще много номеров такого рода, и все они Игнатьеву понравились.
— А теперь я вам прочитаю лекцию на экономическую тему, — провозгласил Матвей.
Любопытные артисты, которым номер Матвея был так же неизвестен, как Игнатьеву и Тоне, с приготовленными улыбками столпились вокруг сцены.
Однако показать свою лекцию Матвею не удалось: в зале появилась Лариса. Тоня взглянула на нее из-за плеча Игнатьева и вся сжалась.
Всегда,
Стрельнув по сторонам быстрым птичьим взлядом, Лариса подошла вплотную к сцене и сказала Матвею глухим, идущим изнутри голосом:
— Ступай домой.
Матвей растерянно смотрел на нее.
— Ступай домой, понял? — повторила она.
В ее заплывающем ненавистью взгляде было что-то такое, чего испугался даже Матвей. Он надел пиджак и, не сказав ни слова, пошел вслед за женой к выходу.
Они молча прошли между скамейками, и только у двери Лариса спросила Матвея:
— Что же ты говорил, что ее здесь не бывает?
На другой день Шурочка застала Матвея возле избы Алевтины Васильевны. Матвей колотил кулаками в дверь и стращал сваху самой отборной руганью. Алевтина Васильевна отвечала из сеней, что ничего не боится и что у нее есть свидетели. Ни о какой репетиции в этот день не могло быть и речи — Матвей был настолько пьян, что не узнал Шурочку.
Следующая репетиция тоже сорвалась. Матвей ни с того ни с сего заночевал в МТС. И Тоня поняла, что живая газета медленно, но верно рассыпается.
Впрочем, несмотря на неудачи, клуб все-таки наполнялся жизнью.
На первую беседу собрались только те, кому явка была обязательна. Беседа строилась на вопросах и ответах. На виду у всех Тоня заглядывала в книги, листала свои старые конспекты, а иногда просто говорила: «Я этого еще не знаю, товарищи», — и смущенно улыбалась, показывая свой остренький зубик. В общем, она вела себя совсем иначе, чем Дима Крутиков, но именно это ее поведение привело к тому, что разговор получился полезным, и она была бы совсем довольна, если бы ее не озадачил дедушка.
Когда все стали расходиться, он подошел к ней и спросил:
— А когда же будет твоя лекция?
— Так вот это и была лекция, — ответила Тоня.
— Разве это лекция! — протянул дедушка, подошел к урне и плюнул.
На вторую беседу народу собралось больше, и среди присутствующих Тоня увидела несколько человек, явка которых была вовсе не обязательна. На задней скамейке она заметила Уткина, и присутствие Уткина навело ее на мысль не просто рассказать о минеральных удобрениях, а показать их пользу на практике.
Первым ухватился за эту идею сметливый Уткин. Тайная мысль его состояла в том, что на таком деле легче всего можно было доказать бессмысленность траты денег на «отраву».
Он согласился взять шефство над «опытным
В ящиках прорастала пшеница, а из табличек было видно, в каком ящике почва удобрена, а в каком оставлена без удобрений.
К этому времени были составлены наметки пятилетнего плана развития хозяйства «Волны», и Леня вместе с любителем электрических эффектов Зефировым соорудили стеклянную витрину, на которой изображалась схема земель колхоза и хозяйственные службы, намеченные к постройке по пятилетнему плану.
Под витриной находились пять штепселей, соответствующих годам от 1956 до 1960, и при включении вилки в штепсель освещались новые земли, очищенные от ольшаника и включенные в севооборот, и новые постройки, которые должны быть готовы к этому году.
Особенное удовольствие витрина доставляла дедушке Глечикову. Он назубок изучил схему и экзаменовал девчат: «А ну, что у нас будет к пятьдесят восьмому году?». То-то и то-то, отвечали девчата. «А вот и не так!» — ликовал дедушка и тыкал вилку в штепсель.
С обязанностями библиотекаря дедушка справлялся хорошо. Никаких записей и карточек он не признавал, но кто и какую взял книгу, когда обязан ее вернуть — помнил удивительно крепко, к должникам ходил в избы и устраивал такие скандалы, что ему, кроме казенных книг, отдавали и свои, — только бы отвязался.
В начале апреля приехал Игнатьев, на этот раз не один. С ним был сухощавый парень в мохнатой кепке, с ФЭДом через плечо. Игнатьев вызвал Леню и познакомил его с парнем, который оказался корреспондентом областной газеты. Парень имел намерение написать про агитколлектив «Волна» статью и сфотографировать наиболее удачные номера.
Пришлось объяснять, что агитколлектив рассыпался.
— Что значит — рассыпался? — спросил Игнатьев сурово. — Как же это вы допустили?
Игнатьеву было очень досадно. Он собирался похвастаться хорошей постановкой культурно-массовой работы в своей зоне и нарочно повез корреспондента в отдаленную, отсталую «Волну».
И вдруг — такая неприятность.
— Я говорил, надо было в «Новый путь» ехать, — заметил корреспондент.
Леня начал оправдываться, ему пришлось кое о чем умалчивать, и объяснения его были сбивчивыми и неясными. В конце концов он совсем запутался и все свалил на Тоню.
Тоню нашли на поле, на участке, отведенном под кукурузу.
— А, товарищ Игнатьев! — весело крикнула Тоня. — Ну как, запомнили, что такое лизуха?
— Здравствуйте, — сказал Игнатьев, всем своим видом показывая, что шутливый тон на этот раз неуместен. — Почему распался агитколлектив?
— Нет руководителя, — объяснила Тоня.
— Как же так? Был же руководитель — Морозов. Куда он девался?
Тоня промолчала.
— Нехорошо, товарищ Глечикова. Вы — наша опора, представитель интеллигенции на селе, и так халатно относитесь. У меня имеются сведения, что вы и сами отказывались помочь коллективу и ни разу не бывали на репетициях. Нехорошо. А Морозова вы обязаны были уговорить.