Дело Черного Мага. Том 1
Шрифт:
Такой силы, что задрожал купол. Те обломки некогда, казалось, вековой конструкции Арены, что еще не были пожраны огнем, смалывались в пыль ударной волной. Воздушные вихри, созданные ею, отбросили Алекса на противоположный край их ристалища.
Но даже оттуда он увидел, как кружится шар тьмы, пожравший силу ярчайшего из света. И, не успев даже понадеяться, что взрыв хоть немного задел Люпена, он увидел блестящего белого коня.
Словно кто-то протянул руку к звездному небу и собрал в него, как воду из кувшина, весь свет далеких
И тогда скульптор взял с неба молнии. Он выковал из них меч и вложил их в руку всаднику, рожденному из снега. И тот разрубил тьму одним единственным ударом небесного огня.
Символа того, что любую тьму всегда пронзит сияние новой надежды.
И этот всадник, подняв звездного коня на дыбы, понесся в сторону Алекса.
Тот, тяжело дыша, опустился на колено. Он приложил ладонь к песку. Он чувствовал в нем смерть. Слышал крики умирающих людей. Их кровь звала его. Их отчаяние и смерть манили своей сладостной силой.
Но Дум отказался от неё.
Он пошел еще глубже.
Он коснулся того, что мертвые не хотели отдавать. Их прошлое. Их светлые надежды. Их страхи. Все, что делало их теми, кто они были на самом деле.
И он забрал это.
Вырвал когтями, разодрал клыками. Пользуюсь силой артефакта, он смог коснуться каждой из тысяч душ и оторвать от неё клочок. И, кто знает, может своими действиями он только что создал целый сонм неприкаянных призраков, обреченных на вечные муки, но…
Такова была черная магия.
А это было одним из чернейших её заклинаний.
— Я слышал голос четвертого животного, — говорил Дум, но голос его звучал чужим. Потусторонним. И слова его были самой смертью, которая пришла на званный пир. А речь его языком столь древним, что ни один из живых не знал его звучания. — говорящий: иди и смотри. И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли — умерщвлять мечом и голодом, и мором, и зверями земными.
Адское ржание пронеслось над Ареной и слышно его было даже за куполом. Внутри же, перед белым всадником на звездной коне, разверзлась адская бездна.
Волны красного сияния стали половиной пространства. Они бились о стены сияния звезд и молний. И из этого кровавого марева, где страдали осколки растерзанных Думом душ — жертв, принесенных для заклинания, появился всадник.
Конь его был чистой яростью. Той самой, которая не знает ни врагов, ни союзников, лишь жажду крови. Он держал в костяных руках косу, собиравшую любую жатву — виновных и невинных. И будто из пылающей крови был его балахон, укрывший красные, мокрые от стонов погибших кости.
Два всадника схлестнулись в центре ристалища и очередной взрыв сотряс щит древнего бога. Алекс почувствовал, как по его груди,
Он отлетел на десяток метров и, если бы не покрова тьмы, ставшие ему плащом и посохом, явно бы переломал себе все кости. Но, поднимаясь, он с нескрываемым удовольствием наблюдал, как держится за окровавленный бок Люпен.
Светлый маг был сильнее, но Алекс… он держал в руках саму тьму. Суть есть разрушение. Погибель всего живого. Волшебство, способное лишь на одно — разрушать. Но в этом ему не было равных.
Вонзив перед собой посох в землю, Дум с ревом погрузил в него — грань тьмы, руки.
— Ключами от врат, — на его руках вспыхнули татуировки. — отворяю я Грань! — начал он читать древний ритуал.
— Что ты творишь, безумец?! — закричал Люпен, но было поздно.
— Печатями Соломоновыми, я освобождаю тебя! Услышь зов крови моей! Приди на мой клич! Пес, пожирающий лунный свет! Погибель богов!
Алекс вырвал руки из посоха, а тот вспыхнул огромным торнадо тьмы. И жуткий вой рассек пространство. От арены, ставшей центром сражения двух Мастеров, разошлись волны силы, оттолкнувшей вертолеты и отбросившей в стороны заграждения военных, полиции, пожарных и скорой помощи.
Из тьмы показалась клыкастая пасть, чем-то похожая одновременно на птичью и волчью. Вот только каждый её клык был длинной со сваю, а сам он источал яркий, зеленый свет. Свет гнили и разложения.
Теперь уже Люпен вонзил перед собой посох, а затем снял с шеи цепочку и повесил её на навершие. Серебряный крестик вспыхнул ярким пламенем.
Взревел от боли волк, а вместе с ним рухнул на колени Алекс, на груди которого пузырились красные волдыри от ожога.
— Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, — на распев произносил Люпен. Из его крестика показался длинный, простой меч. Будто только что выкованный учеником кузнеца. — потому что Ты со мной, — следом за мечом из серебряного пламени показалась рука, а Алекс рухнул на песок. Ему казалось, что его буквально жгут изнутри. — Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих.
Люпен вытянул вперед ладони и потоки света, сорвавшись с них, впитались внутрь крестика и простой меч, вместе с держащей его рукой, рассек гигантского волка.
От крика Дум порвал себе щеки. Он захлебывался в собственной крови и боли. Его плащ из тьмы пытался накрыть его крыльями и спасти от падающих с неба перьев из белого пламени, коим осыпался расколотый меч, отправивший обратно за Грань погибель богов.
Но тьме не справлялась.
Черное сердце на груди Алекса билось все реже. От его длинного плаща из теней остались мелкие обрывки.
Черная магия служила для разрушения. Он справлялась с этим лучше всего. Но даже самая большая волна бывает разбита о волнорез. И таким выступала магия света.