Дело чести
Шрифт:
Квейль отправился в госпиталь. В приемной девушки засуетились при виде английской, формы. Девушек — медицинских сестер и разных других — было много. Квейль спросил у одной из них, сидевшей за канцелярским столом, где находится пункт первой помощи. Она смущенно пожала плечами, потом тронула его за рукав и повела по коридору. У одной из дверей она остановилась и постучала. В комнате сидела за столом пожилая женщина. Девушка сказала: «Инглизи», — женщина поднялась.
— Здравствуйте, — сказала она по-английски.
— Это пункт первой помощи? — спросил Квейль. — Здравствуйте.
— Нет.
— Простите меня, сестра, — сказал Квейль. — Мне нужен пункт первой помощи.
— У нас такого нет, — сказала она и улыбнулась.
— Тогда извините. А мне сказали — есть.
— Обратитесь в канцелярию. Туда все обращаются.
— Да, правильно, — сказал Квейль. — Благодарю вас. Там я и выясню.
— А что вы хотите? Может быть, я могу вам помочь? — сказала сестра.
— Спасибо, не стоит беспокоиться. Мне надо навести справку — вот и все, — ответил Квейль.
— Вы разыскиваете раненого?
— Нет.
Он чувствовал себя неловко, сестра проявляла слишком большую внимательность.
— Так что же тогда?
Она села.
— Я ищу свою хорошую знакомую, которая должна была прибыть сюда.
— Ах так! — сестра пристально посмотрела на него. Квейль твердо встретил ее взгляд. — Как ее зовут? — спросила она.
— Элен Стангу. — Он произнес ее имя по-английски. — Не знаю, приехала она или еще нет?
Сестра взяла телефонную трубку и кому-то что-то сказала.
— Сейчас мы узнаем. Вы посидите. Вы летчик? — спросила она.
— Да.
— Вы прибыли сюда, чтобы не подпускать итальянцев к нашему городу?
— До известной степени, — ответил Квейль замявшись.
Вошла девочка с подносом, похожим на чашу весов, и подала Квейлю чашечку турецкого кофе. Такую же чашечку она подала сестре, сестра протянула ей монету, и она вышла. Позвонил телефон, сестра поговорила с кем-то по-гречески, потом обратилась к Квейлю и улыбнулась:
— Ваша барышня еще не приехала. Она приедет завтра или послезавтра. Мы любим англичан. Байрона мы сделали нашим патриотом. Он наш национальный герой. Барышня, которую вы ищете, занимается политикой?
— Она — нет. Ее родные — да.
— Это хорошо. Каждый грек от природы — поэт и диктатор. Тот не грек, кто не чувствует такого призвания. Женщины — другое дело.
— Она тоже живо интересуется политикой, — сказал Квейль.
— Значит, настоящая гречанка.
Разговаривая, сестра пила кофе, дуя в чашечку, чтобы остудить горячий напиток. Руки она вытирала о халат, как делают женщины на кухне. Квейль встал:
— Благодарю вас, сестра. И за кофе тоже. Я зайду завтра узнать, не приехала ли Элен.
— Заходите ко мне оба. Очень хорошо, что вы разной крови. Вы собираетесь на ней жениться?
— Я знаю ее еще очень мало, — сказал Квейль.
— Это ничего не значит. Если чувство есть, оно есть. Если вам не надо подхлестывать себя, значит, пора жениться. Хотя тут может возникнуть проблема, если женщина интересуется политикой.
— Да, — неопределенно процедил Квейль.
— Она изменит свои взгляды под вашим влиянием, — сказала
— Или мы совсем не будем менять наши взгляды, — сказал он и рассмеялся. Ему нравилась эта женщина.
— Такой постоянности вы не найдете, особенно у гречанки, интересующейся политикой.
— Ладно, я приду завтра, сестра. Тогда подробно потолкуем о политике.
Она рассмеялась:
— Хорошо. А вы не допускайте сюда итальянцев.
— Я поговорю об этом с командиром эскадрильи. До свидания.
— До свидания, мой инглизи… До свидания!
Квейль вернулся в ресторан. Летчики еще сидели за столиком. Они сообщили ему о начавшемся наступлении англичан. Новость была передана по радио. Англичане продвинулись вперед от Мерса-Матру и заняли Соллум. Захвачено в плен двадцать тысяч итальянцев.
— Вот теперь мы что-то делаем, — сказал Тэп. Все были очень взволнованы известием.
— Не знаю, как это нам удалось, — заметил Ричардсон.
Ричардсон отнесся к сообщению скептически. И Квейль тоже. У англичан не было достаточного количества войск, чтобы начать какое бы то ни было наступление. Наблюдая обе стороны с воздуха, можно было получить некоторое представление о численности войск и их снаряжении. Английская армия уступала противнику и в том, и в другом отношении. Но Хикки заявил, что сообщение подтверждается штабом.
— Пожалуй, многие вернутся на старые места, — высказал предположение Брюер.
— Только не мы, — отрезал Тэп. — Мы останемся здесь до скончания века. Будем одни драться со всем итальянским воздушным флотом. И с итальянской армией тоже. Мы должны остановить ее наступление и погнать назад.
— Довольно, Тэп, — сказал Хикки: Меллас прислушивался.
Тэп умолк. Летчики расплатились и поднялись наверх.
Наутро был назначен патрульный полет. Еще до восхода солнца все собрались на аэродроме. Площадка была мокрая, за густым туманом, который низким слоем висел над аэродромом, не видно было подножия окружающих гор. Греки укрыли самолеты ветвями, и летчики были удивлены искусной маскировкой. Пришлось около часа прождать греческий грузовик с горючим. Херси присматривал за греками, чтобы быть уверенным, что заправка производится как следует. Остальные расхаживали взад и вперед, топая ногами, и рассматривали старый французский самолет «Бреге», образца 1918 года.
Наконец машины были заправлены, и эскадрилья оторвалась от земли. Поднявшись над полосой тумана, она встретилась с низкими облаками и воздушными ямами. Самолеты взяли курс на Дельвинакион на греко-албанской границе, где в тот момент проходила линия фронта. Они поползли в обход вокруг гор, так как облака были слишком плотные, чтобы пробиться сквозь них. А если и поднимешься над облаками, то потом не найдешь дороги обратно. И потому они шли на небольшой высоте над долинами, проваливаясь в воздушные ямы, огибали снежные вершины гор, набирали высоту, когда внезапно перед ними вырастали горные пики, и, наконец, поднялись, насколько было возможно, над Дельвинакионом.