Дело игральных костей
Шрифт:
— Какое?
Судья Кнокс сказал:
— Подождите отвечать на вопрос. — И взглянул на Перри Мейсона, ожидая его возражений. Поскольку их не последовало, он произнес: — Я не уверен, господа, но, по-моему, в данном случае обвинение желает получить словесное свидетельство.
Киттеринг поставил перед собой портфель и вытащил из него несколько листков юридической писанины, испещренных убористым почерком.
— Если ваша честь мне позволит, — сказал он, — я хотел бы кое-что сказать. Действительно, с одной стороны — это словесное свидетельство, но с другой — свидетельства такого рода судом обычно
— Я понял вас, — перебил его судья Кнокс. — Но отвечая на ваш вопрос, свидетелю придется повторить то, что ему говорил убитый. Вы утверждаете, что ответ на этот вопрос явится частью обвинительного заключения?
— Да, ваша честь. Судья Кнокс нахмурился.
— Я хочу еще ненадолго задержать ваше внимание, — сказал он. — Суд считает, что вам необходимо объяснить, какое отношение это имеет к данному делу.
— Я как раз и пытался сделать это с помощью данного вопроса, и со стороны защиты не последовало никаких возражений, — вдохновенно произнес Киттеринг.
Лицо судьи Кнокса выразило удивление. Он взглянул на Перри Мейсона, нахмурился и произнес:
— Ладно, думаю, здесь все нормально. Вы со мной согласны, мистер Мейсон?
— Я согласен с вами, ваша честь, — ответил адвокат. — У меня нет возражений.
— Хорошо, — раздраженно сказал судья Кнокс, поворачиваясь к Киттерингу, — все же обоснуйте это как-нибудь.
— Я задам вопрос мистеру Лидсу, — произнес Киттеринг. — Вы знали Билла Хогарти?
— Да, — поколебавшись, ответил Гарольд. — Я знал Билла Хогарти, также Конвэя, также Миликанта.
— А как вы узнали, что его зовут Хогарти?
Лидс четко произнес, словно отвечая выученный наизусть урок:
— Так же, как я узнал, что вы — мистер Киттеринг, помощник окружного прокурора — потому что он мне сам это сказал. Он сказал, что его имя не Миликант и он не брат Эмили Миликант, а Билл Хогарти, человек, которого, как думал Олден Лидс, он убил. Также он сказал, что с тех пор сильно потолстел, что у него был сломан нос и что дядя Олден его не узнал…
— Подождите минуту, — перебил его судья Кнокс. — Думаю, это вполне достаточно. Вы отвечаете на вопрос полнее, чем вас спрашивают. Полагаю, что все утверждения убитого о разногласиях или ссорах между партнерами, которые слышал свидетель, можно опустить, если только речь не заходила об убийстве. И, как я понимаю, господин помощник окружного прокурора, таких свидетельств у вас нет?
— Нет, ваша честь.
— Вы видели обвиняемого в ночь убийства, седьмого числа этого месяца?
— Да.
— В котором часу?
— Около двадцати пяти минут одиннадцатого.
— Где?
— Он неожиданно вышел из квартиры
— Пожалуйста, расскажите подробно о том, что вы видели и что делали в это время, — предложил Киттеринг.
Гарольд Лидс принялся рассказывать свою историю. Временами его голос становился настолько тихим, что стенографист едва мог его расслышать, но иногда он, напротив, начинал говорить слишком громко и при этом всячески старался утаивать свои отношения с Инес Колтон. Когда он закончил, Киттеринг заявил, желая этим, видимо, застать Мейсона врасплох:
— Можете начинать перекрестный допрос.
— Услышанного вполне достаточно, — с учтивой улыбкой ответил адвокат. — У меня нет вопросов.
Гарольд выглядел озадаченным, а Киттеринг искренне недоумевал:
— Вы хотите сказать, что перекрестного допроса этого свидетеля не будет? Вы не станете проводить перекрестного допроса для установления личности убитого?
— Нет, — ответил Мейсон коротко.
— Очень хорошо. Свидетель может быть свободен, а я хотел бы пригласить следующего, хотя это и не вполне законно, — мистера Гая Т. Серла.
Судья Кнокс взглянул на Перри Мейсона.
— У вас нет возражений? — спросил он.
— Никаких, — откликнулся адвокат.
Серл медленно подошел, его привели к присяге, затем он ответил на обычные формальные вопросы и вопросительно посмотрел на Киттеринга.
— Вы знали Вильяма Хогарти, известного также под именем Джона Миликанта и Луи Конвэя? — спросил Киттеринг.
— Да, знал.
— Вы видели его вечером седьмого числа этого месяца?
— Да, видел.
— Где?
— На его квартире.
— Во сколько это было?
— Около половины восьмого или без пятнадцати восемь вечера.
— Кто еще присутствовал при этом?
— Никого. Были лишь Конвэй, или, как вы его называете, Хогарти, и я.
— Как долго вы там пробыли?
— Приблизительно до двадцати минут девятого.
— Расскажите подробно суду, что вы там делали и о чем говорили.
— Хорошо. Конвэй…
— Я считаю, — перебил Киттеринг, — что в связи с имеющимися у нас доказательствами будет лучше для ведения протокола, если вы станете называть его Хогарти.
— Как вам угодно, хотя я знал его под именем Конвэй. Так вот, нас с Хогарти связывали деловые отношения. Он продал мне свое дело. И как-то ко мне в контору нагрянула полиция. Я подумал, что кто-нибудь из клиентов Луи поднял шум или что за Луи охотятся. Я ему сказал, что здесь вряд ли обошлось без участия Олдена Лидса. Мне показалось, Луи это совершенно не удивило. Я хотел, чтобы Луи… извините, Хогарти вступился за меня, и он пообещал это сделать.
— Вы разговаривали о чем-нибудь еще? — спросил Киттеринг.
— То, что происходило, трудно назвать разговором: нас постоянно прерывали телефонные звонки, да, кроме того, ни он, ни я еще не обедали. Он дал мне номер телефона, по которому можно было заказать обед. Я позвонил, и обед принесли. Думаю, его принесли в десять минут девятого. Мы оба спешили и поэтому поели быстро, после чего я сразу же ушел.
— О чем еще вы говорили? — спросил Киттеринг.
— Ах, да! Еще Хогарти попросил меня перезвонить ему в десять часов, чтоб убедиться, что все нормально.