Дело игральных костей
Шрифт:
— В котором часу он просил вас перезвонить? Повторите, пожалуйста.
— В десять часов.
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно.
— И вы ему перезвонили?
— Да, конечно.
— Когда?
— Ровно в десять. Он ответил, что все в порядке и что у него через десять минут важная встреча, которая, по его мнению, продлится не более десяти минут, после чего он освободится и будет ждать моего звонка.
— Во сколько же вы ему перезвонили? — снова спросил Киттеринг.
— Ровно в десять, — ответил
— Можете начинать перекрестный допрос, — сказал довольный Киттеринг, посмотрев на Перри Мейсона.
Мейсон задал вопрос тоном человека, ведущего обыкновенную беседу:
— Значит, вам показалось, что Олден Лидс что-то сообщил в полицию, и она из-за этого нагрянула в вашу контору?
— Я считал, что такое вполне возможно.
— И Миликант разделял ваше мнение?
— Да, он также полагал, что это вполне возможно. Мы знали, что Лидс будет охотиться за Конвэем, пытаясь устранить его со своего пути, только Лидс не подозревал, что Конвэй и Миликант — это один и тот же человек. И он не узнал в Миликанте Хогарти, считая, что Хогарти мертв. Хогарти говорил, что собирался пригласить Лидса и сказать ему, что он — Конвэй.
— Скажите, вам было сложно уговорить Миликанта встретиться с вами?
— Вовсе нет. Он считал, что было бы нечестно подкладывать свинью, продавая мне дело.
— Все эти волнения сказались как-нибудь на вашем аппетите? — поинтересовался Мейсон.
— На моем аппетите? — изумился Серл.
— Да, — подтвердил адвокат.
— Нет. Если все против вас, значит, все против вас. Тогда не стоит вести себя как ребенку, а надо воспринимать все так, как оно есть.
— А разве вы не намекнули мне восьмого числа этого месяца за ленчем в «Домовой кухне», что, если Олден Лидс выплатит вам определенное вознаграждение, вы измените свои показания, и получится, что вы разговаривали с Конвэем по телефону после того, как Лидс ушел от него.
— Это неправда! — воскликнул свидетель. — И вы сами знаете, что это неправда.
— Так делали вы такое предложение? — настаивал Мейсон.
— Нет! Это вы пытались меня подкупить, но я ответил, что у Олдена Лидса не хватит денег, чтоб заставить меня изменить свои показания. Это вы пытались меня подкупить, угрожали и запугивали!
Судья Кнокс хмуро взглянул на Перри Мейсона, но тот уже задавал следующий вопрос:
— Мистер Серл! Вы были арестованы в ночь убийства по обвинению в уголовном преступлении, не так ли?
— Да.
— Вы когда-нибудь до этого обвинялись в уголовном преступлении.
Киттеринг поднял руку.
— Протестую, — сказал он. — Вопрос некорректный, несущественный и не относящийся к делу. Это не способ, чтобы выразить свидетелю недоверие. Только в том случае, если свидетель был признан виновным в совершении уголовного преступления, можно поднимать на перекрестном допросе вопрос о его отводе.
— Я не ставлю вопрос
— Протест отклоняется, — вынес решение судья Кнокс.
— Меня не пытались привлечь по этому делу, — ответил Серл, — так как никакого дела не было. Полиция приехала потому, что им что-то сказал Олден Лидс. Никаких улик не было.
— Дело в том, — сказал Мейсон, — что вы быстро сообразили, если изменить свои показания так, чтобы оказалось, что вы звонили не в десять тридцать, а в десять, то это понравится людям окружного прокурора. Вы так и сделали. Разве не факт, что телефонный разговор, состоявшийся, по вашим словам, в десять часов, на самом деле произошел на тридцать минут позже?
— Я звонил ровно в десять вечера! — выкрикнул Серл.
— И рассказывая все это в участке, а потом мне в «Домовой кухне», вы не упомянули, что Хогарти говорил вам о встрече, которая должна была состояться через десять минут и продлиться минут десять.
Серл нервно оглянулся, но голос его оставался спокойным.
— Я вспомнил некоторые детали разговора после того, как у меня появилась возможность его обдумать. Но это Хогарти действительно мне говорил… Вы знаете, как это бывает. Вначале не помнишь, например, того, что тебе сказали по телефону, и стараешься вспомнить разговор…
— Выйдя из дома Конвэя, вы сразу же направились в круглосуточно работающий зал для игры в пул, — да или нет?
— Нет.
— Не сразу? — попросил уточнить адвокат.
— Нет.
— Сколько времени прошло с того момента, как вы вышли из квартиры Конвэя до того, как вошли в зал?
— Сейчас я уже не помню. Думаю, минут пятнадцать — двадцать.
— А что вы делали в этот промежуток времени?
— Много чего, — угрюмо ответил Серл.
— Ну, например?
— Звонил по телефону. — Кому?
— Другу.
— Кто этот друг?
Серл замолчал и выжидательно посмотрел на Киттеринга. Тот поднялся и сказал:
— Ваша честь, я протестую. Перекрестный допрос не может вестись таким образом. Адвокат должен был проверить показания свидетеля только на предмет правильности указанного им времени. Прошу отметить, что остальные вопросы в данном случае неуместны. Очевидно, дело защиты доказать, что телефонный разговор состоялся после ухода Лидса, а дело обвинения — доказать обратное.
Судья Кнокс взглянул на Перри Мейсона.
— Я хотел бы, чтобы вы немного повременили с этим вопросом, адвокат, и для начала обосновали, что он имеет отношение к делу. Суду не хотелось бы ставить в неудобное положение непричастных к делу людей, оглашая их имена, если без этого можно обойтись.
Мейсон по-прежнему корректно продолжил перекрестный допрос:
— А разве не факт, что, войдя в зал для игры в пул, вы сказали знакомым о своем намерении позвонить Конвэю в десять тридцать?