Дело Килиоса
Шрифт:
Флора удивилась.
– До сих пор мы избегали говорить о политике, сеньор Медина. Что я могу знать о президенте?
– Я имел в виду - что он за человек? Можно ли с ним иметь дело?
– Вы хотите торговать с самим президентом? А не слишком ли вы высоко замахнулись, сеньор Медина?
– улыбнулась она.
– Обожаю размах, - парировал я, улыбаясь, и она наверняка прочитала в моих глазах, что это относится не только к президенту. Она улыбнулась и вернулась к теме:
– О нем известно так мало... Как президент он принес присягу совсем недавно. В соответствии с дипломатическим
"До этого уж точно не дойдет", - подумал я.
– Вы хотите встретиться с Рамиресом?
– спросила она, пробуя вино.
– Да. Появилась возможность заключить крупный контракт, но из-за масштабов операции требуется специальное разрешение. Обычная взятка здесь не поможет. Вот я и подумал, что если бы можно было встретиться с президентом, возможно, разрешение на экспорт и удалось бы получить.
– Выдумаете, что я знакома со столь влиятельными лицами, что смогла бы свести вас с Рамиресом?
– ее глаза на миг затуманились. Нетрудно было догадаться, о чем она подумала. Я коснулся ее руки, взял ее пальцы в свои.
– Нет, Флора. Не затем я искал встречи. Вы очаровали меня, очаровали до такой степени, что я сижу перед вами и выбалтываю профессиональные секреты... Простите меня, больше это не повторится.
Лицо ее прояснилось, и, может быть, затем, чтобы показать, что и она не придает значения той заминке, которая произошла в нашем разговоре, она сказала:
– Ну, раз уж мы заговорили о президенте... Вы слышали, что он нынче совершил?
– Я не читаю газет, - покачал я головой. Одновременно где-то в глубине сознания я ощутил успокаивающий сигнал: Баракс "сообщил, что он рядом, что он начеку и все пока в порядке.
– Сегодня утром из Верунды прибыла правительственная делегация. Вы, наверное, знаете, Верунда граничит с нами. Она немного крупнее Боливарии, и наши отношения традиционно плохие. Какой-то пограничный конфликт полуторавековой давности. Я в этом мало что понимаю. Мой муж прочитал бы вам целую лекцию на эту тему. Суть дела в том, что появился шанс поправить отношения. С самого начала Рамирес намеревался заключить с Верундой мир и поэтому пригласил их президента. Президент Верунды приехал рано утром, и, вообразите себе, уже в полдень они провозгласили совместное коммюнике об объединении наших стран.
– Надо же, - равнодушно произнес я.
Флоре показалось, что я не понял всей значительности этого факта.
– Вы не поняли, сеньор Медина? Это великое дело! До сих пор Боливария и Верунда двадцать один раз воевали, врагами были практически всегда. Теперь же этот Рамирес, этот...
– Этот кондитер из захолустья...
– Н-да, вам это трудно понять. Однако именно этот человек проявил себя гениальным дипломатом, сеньор! За два часа он достиг большего, чем все предшествующие правители за сто лет! Он убедил руководителей Верунды прекратить вековую вражду, ему даже удалось склонить их к слиянию наших государств!
– Минутку!
–
– Где это произошло?
– В летней резиденции президента, на окраине города.
– Значит, не в президентском дворце?
– Нет. Делегацию Рамирес принимал в летнем дворце, а после полудня вернулся в город. Я видела его в программе теленовостей.
Уже подали мороженое, а я все еще размышлял над услышанным. Что греха таить, эта информация застала меня врасплох. Каким образом Рамирес сумел добиться столь скорого и театрального успеха? А может, это дело рук Диппа Килиоса? Ясно одно: переговоры состоялись и закончились с результатом почти невероятным.
После ужина я проводил Флору к машине. Мы долго прощались в круге яркого света под уличным фонарем. Я догадывался, что просить позволения проводить ее домой пока еще рано.
– Когда я смогу снова вас увидеть?
– спросил я.
– А вы уверены, что хотите снова меня увидеть?
– кокетливо улыбнулась она.
– Ни в чем не уверен более, чем в этом, - ответил я, ничуть не погрешив против истины. Постоянной связи у меня еще ни с кем не было, и сейчас, глядя в темные глаза Флоры, я чувствовал, как передо мной распахивается Вселенная, полная неизвестности.
– Приходите завтра обедать, - шепнула Флора тихонько.
– В двенадцать.
– Приду, - пообещал я, и она села в машину.
Когда фонари ее машины скрылись в темноте, я оглянулся: уже давно у меня было чувство, что Баракс где-то поблизости. Ну конечно, он наблюдал за нашим прощанием из-за афишной тумбы.
– Все в порядке?
– спросил я как можно более официальным тоном.
– У меня - да, - отозвался он. Могу поклясться, что этот иронический тон он позаимствовал у меня, причем не так давно.
– Если ты считаешь, что из-за женщины я потерял способность анализировать ситуацию и принимать решения...
– Именно так!
– В таком случае, прошу - отвяжись. Для меня это важно, и больше на эту тему я дискутировать не намерен.
Мы молча глядели друг на друга среди текущей по тротуару толпы, пока Баракс не напомнил:
– Без двадцати десять.
Ничего не поделаешь. Мы сели в машину и отправились к собору Нуэстра Сеньора.
Перед огромным сооружением не было ни души. Огни едва горели, даже электрические фонари, казалось, боялись ночи: под ними на мостовой дрожали бледные световые круги. Я не ожидал, что здесь будет так пустынно. В воздухе ощущалось напряжение, доносившийся издалека шум предвещал неведомую опасность. Но, возможно, это мне только мерещилось - я же знал будущее, и в общих чертах мне было известно, что произойдет в этом городе в течение ближайшего месяца и позднее...
Негадес был пунктуален: он явился секунда в секунду. Часы на башне стали бить десять, когда он появился на площади. Оглядевшись по сторонам, полковник решительно направился к нам. Я встретил его в тени арки.
– Добрый вечер, сеньор Негадес.
– Добрый вечер, Медина.
– Вы плохо выглядите, полковник, - он и в самом деле был бледный, осунувшийся. Я чувствовал исходившую от Негадеса напряженность. Знаете что, лягте сегодня пораньше и хорошенько выспитесь. Вам еще понадобятся силы.