Дело Мотапана
Шрифт:
— Я разорился, — с горечью сказал граф, — а мой сын пошел дальше: он обесчестил себя.
— Жюльен? Это невозможно.
— Это правда. Он вор.
— Я просто ошеломлена! Но как это случилось? Я никогда не поверю, что он взломал кассу или отпер чужую дверь. Объяснитесь, Робер!
Кальпренед молчал. В его глазах стояли слезы.
— Может быть, в игре? — продолжала маркиза, разволновавшись. — Наверно, в игре, в минуту отчаяния… Какой ужас! По мне, так лучше бы он разбойничал на большой дороге. Боже милосердный!
— Вы ошибаетесь, маркиза, — сказал граф, глотая слезы. — Жюльен не плутовал в игре, он не шулер. Он повел себя как обычный злоумышленник. Войдя ночью в чужую квартиру с помощью поддельного ключа, он взял драгоценное ожерелье. Теперь вы понимаете?
— Ожерелье? Зачем оно ему? Боже! Понимаю! Он хотел подарить его какой-нибудь девице. Ах! Эти мерзавки! По крайней мере до революции их держали взаперти, чтобы они не губили наших детей, а теперь мы ничего не можем с ними сделать. Свобода!
— Вы опять ошибаетесь. Он взял ожерелье, чтобы заложить или продать. У него долги, и он хотел их заплатить.
— Карточные долги! Я так и думала. Но, должно быть, бедный мальчик совсем потерял голову. Почему он не обратился к моему племяннику? Жак дал бы ему денег. А! Вот в чем дело! Ваш сын похож на вас — он горд!
— Он предпочел украсть! — сказал Кальпренед тоном, который перевернул сердце старушки.
— Украл! Украл! — закричала она. — Вы все твердите это ужасное слово, но, что бы вы ни говорили, любезный Робер, я не могу поверить, что ваш сын совершил такую гнусность. Я плохо его знаю, но вы мне его представили, и я могу о нем судить. Он пылок, неукротим, строптив, безрассуден, но он не мерзавец и не подлец.
— Я сам так думал, — прошептал несчастный отец.
— А есть ли у вас доказательство его вины? И кто его обвиняет?
— Человек, которого я презираю и ненавижу, хозяин того дома, где я живу.
— Как! Этот бородатый Полишинель, у которого еще такое смешное имя… Что-то вроде «ратапан».
— Он называет себя бароном Мотапаном.
— Барон Зондских островов или Огненной Земли. Ожерелье принадлежит ему?
— Да. Он уверяет, что это фамильная драгоценность.
— Сказки! Знатный человек не может зваться Мотапаном.
— Он очень богат и любит драгоценные камни.
— Хорошо! Я допускаю, что ожерелье принадлежит ему. Но на чем основываются подозрения этого негодяя?
— На происшествии, случившемся ночью в нашем доме, о котором ему сообщил Дутрлез.
— Дутрлез? Я его знаю — я приглашала его к себе, чтобы доставить удовольствие моему племяннику, который с ним очень дружен. Что же видел этот господин?
— Он ничего не видел… Все случилось в темноте. Он слышал, как
— И на доказательстве подобного рода Мотапан строит обвинение? Полно, это несерьезно!
— Я ответил ему то же самое и прогнал его.
— И правильно сделали.
— Да, когда он предложил мне купить его молчание, отдав ему мою дочь.
— Вашу дочь?
— Он выразил желание жениться на ней.
— Какое смешное притязание! Арлетт не для него. А не рассказать ли мне об этом моему племяннику? Жак поставит на место этого мужлана!
— А мой сын все-таки остается вором, — сказал Кальпренед.
— Опять! Ах! Ради бога, друг мой, не терзайте меня! Мотапан ошибается!
— Сегодня утром, — сказал граф глухим голосом, — выгнав Мотапана, я нашел ожерелье, которое у него украли.
— Вы нашли! Где же?
— В кабинете Жюльена. Этот негодяй положил его в шкафчик и не вынул ключ.
— Но как вы узнали, что это то самое ожерелье?
— Мотапан его описал. Оно сделано из крупных опалов, обрамленных мелкими бриллиантами.
— Из опалов? Эти камни, говорят, приносят несчастье. Но что сказал ваш сын, когда вы сделали это печальное открытие?
— Его не было дома. Но, к несчастью, была Арлетт.
— Ах! Бедное дитя! Надеюсь, вы скрыли от нее, что случилось?
— Я не смог…
— Как она перенесла этот страшный удар?
— Она лишилась чувств. Я оставил ее в таком состоянии, что жалко было смотреть. Если она умрет, это будет его вина. Я говорю о ее брате.
Наступило молчание. Маркиза размышляла.
— Друг мой, — сказала она дружелюбно, — теперь я понимаю вашу горечь и ваш гнев. У вашего сына было помешательство, я в этом убеждена. Но такие болезни надо лечить сильными средствами. Что вы намерены делать?
— Что вы мне посоветуете? Я не хотел действовать, не поговорив с вами.
— Вы ставите меня в затруднительное положение, но я благодарю вас за доверие — я готова вам помочь. Только… не знаю, с чего начать. Прежде всего, скажите, где теперь это проклятое ожерелье?
— Вот оно, — ответил Кальпренед после некоторого колебания.
Он положил ожерелье на стол. Маркиза взяла его и стала рассматривать с любопытством и отвращением: ей казалось, что эти краденые камни жгут ей пальцы.
— Странно, — прошептала она, присматриваясь к ним, — кажется, я где-то уже видела эту вещь.
— Где же? — поспешно спросил граф.
— Право, не знаю, — медленно проговорила маркиза де Вервен. — Когда я рассматривала эту необычную оправу, во мне пробудилось какое-то смутное воспоминание… Мне как будто знакомы эти опалы. Сейчас их носят так редко… Но вернемся к вещам более серьезным. Вы сказали, что вашего сына не было, когда вы нашли ожерелье. Но позже, вероятно, вы его видели?