Дело о 140 миллиардах, или 7060 дней из жизни следователя
Шрифт:
В воскресный день в здании правления колхоза Сеидов завершал подготовку документов по проверке. В приемной печатала машинистка. В кабинете напротив находился главный бухгалтер колхоза Пенджалиев. Взяткодатель вошел в здание правления и минут через десять вышел. Выглядел он несколько растерянным, но тем не менее подал знак: взятка передана. В кабинет к Сеидову ворвались работники милиции:
– Руки на стол, не двигаться! Вы только что получили взятку!
– Я ничего не получал, – растерянно ответил Сеидов.
– Давайте понятых, начинаем обыск, – скомандовал руководитель группы.
– Это провокация, – попробовал защищаться Сеидов.
– Молчать! –
Тщательный обыск кабинета оказался безрезультатным. Растерялись все работники следственно-оперативной группы и ее руководитель. Бросив злой взгляд на Гейдарова, коротко бросил: «Пойдем!» – и вывел его из кабинета.
Все молчали. Минут через пять вошел улыбающийся руководитель группы захвата. За ним, робко переступая, двигался главный бухгалтер Пенджалиев, из-за спины которого выглядывал Гейдаров. Торжествующим голосом, обращаясь к Гейдарову, майор спросил:
– Так кому вы передали взятку?
– Ему! Ему! – залепетал Гейдаров, показывая на Сеидова.
– А вы что знаете об этом? – Теперь майор обратился к Пенджалиеву.
Опустив глаза, путаясь, Пенджалиев проговорил, кивая на Сеидова:
– Он передал мне деньги и попросил спрятать.
– Какие деньги? – только и смог выдохнуть Сеидов.
Его никто не слушал. Группа захвата ринулась в кабинет Пенджалиева. Из открытого сейфа торжественно извлекли пакет с деньгами.
Напрасно Сеидов требовал найти его отпечатки пальцев и взывал к разуму присутствующих. Убеждал, что он не мог передать деньги тому, кого проверял, а тем более фальсифицировать за взятку акт проверки, уже подписанный тремя членами комиссии. Группа захвата нуждалась именно в таком результате. Он был заранее заказан, и его получили.
В тот же день Сеидова арестовали. Для любого грамотного юриста эта ситуация была ясна – провокация. Но так не считали в Азербайджане в те годы, когда призыв об усилении борьбы со взяточничеством следовало подкреплять соответствующими цифрами статистической отчетности.
За любые размеры полученных взяток карали беспощадно. Многих высокопоставленных руководителей казнили, забыв о понятии милосердия. Отсутствие вины Сеидова было очевидно, но в группе захвата находился следователь прокуратуры, а прокурор района дал санкцию на арест. Машина заработала, и маховик ее крутился в одну сторону. Делали все возможное, чтобы доказать вину руководителя комиссии.
Между тем жалобы родни Сеидова летели во все инстанции. Дело неоднократно истребовалось прокуратурой республики, и в течение ряда месяцев его изучали несколько прокуроров. Все приходили к выводу, что Сеидов арестован и привлекается к уголовной ответственности незаконно. Но принять решение об освобождении из-под стражи и прекращении дела представлялось затруднительным, ибо под лозунгом бескомпромиссной борьбы со взяточничеством в республике можно было в лучшем случае заработать ярлык «покровителя мафии». Поэтому пришлось Сеидову сидеть шесть месяцев. Дальше продлить срок содержания под стражей мог лишь генеральный прокурор.
По установленному порядку пришлось проводить оперативное совещание у Гамбоя Мамедова. Мнение было единодушным – дело в суд направлять нельзя. Сеидов вернулся домой, с чем никак не могли смириться лица, провернувшие «блестящую операцию задержания с поличным».
Азербайджан – республика не из самых крупных, руководящая номенклатура хорошо знает друг друга и прекрасно ориентируется в политической конъюнктуре. Стремление Алиева расправиться с прокурором республики уловили моментально. Знали
Забегая вперед, скажу, что, когда пришлось вести расследование по этому факту, я так и не смог найти ни одного сборщика дани. Но самое грустное было в том, что МВД и КГБ республики сообщили, что сведениями о сборе денег, а тем более о даче их в виде взятки они не располагают и не располагали никогда.
А тогда Алиев вызвал к себе Мамедова. Разговор был резкий и носил такой характер, что Мамедов, вернувшись к себе, тут же лично отменил постановление о прекращении дела и вновь арестовал Сеидова.
За неделю дело по его обвинению направили в Верховный суд республики, а еще через девять дней осудили к тринадцати годам лишения свободы. Тогда еще Мамедов не понимал, что таким маневром, его руками, опытный партноменклатурщик построил первую ступеньку для будущей расправы с ним самим и его подчиненными.
Вступивший в законную силу приговор дал Алиеву повод к призыву о наказании тех, кто имел отношение к освобождению Сеидова из-под стражи. Все причастные к этому лица были уволены из органов прокуратуры, а некоторые исключены из партии. При этом формулировки были такими, что спустя много лет ни я, ни кто другой не могли понять, за что людей лишили партбилетов и вышвырнули на улицу. Я спрашивал об этом одного из пострадавших, а он, седой, рано постаревший, но несломленный человек, сказал:
– Знаете, тогда оправдываться было бесполезно. Все находились под страхом жестокой, под любым надуманным предлогом расправы. За исключение из партии наши товарищи проголосовали единогласно. Нам они сочувствовали, шептались между собой, а аргумент приводили один – ЦК виднее. Под ЦК понимался всесильный Гейдар Алиев. Позже он захотел подкрепить свое решение признанием нами вины. От нас хотели получить покаянные письма. Я заявил его посланникам, что в этой жизни на восстановление справедливости не рассчитываю и каяться, если не виноват, никогда не буду, а на колени перед ними не встану. Я также сказал им: «Все равно придет правда! Не ко мне, так к моим детям».
Встретились мы и с Сеидовым в колонии, где он отбывал наказание.
– Я тяжело болен и отсюда не выйду, – сказал он. – Отсидел здесь пять долгих лет. Поверьте хотя бы вы: я никогда не брал тех денег. Аллах им судья.
Спрашивается, кому был нужен этот скромный человек, главный бухгалтер районного сельхозуправления? Сначала он стал препятствием для небольшой мафиозной структуры и, не приняв правил игры, не приняв взятки, был устранен путем провокации. Затем заработала неумолимая машина существующей правоохранительной системы, для которой важны были статистические показатели, портить которые не разрешалось – ведь за них боролись снизу доверху, кроме того, за незаконный арест можно было сурово пострадать, и поэтому у нас знали: незаконных арестов быть не может, равно как и ошибок при оценке доказательств.