Дело о Чертовом зеркале

Персиков Георгий

Профессор кивнул с горькой улыбкой.

– К сожалению, это так.

– И так будет до тех пор, пока наука будет состоять на службе у воинов, а не наоборот, – добавил сыщик.

– То есть всегда, – улыбнулся Родин.

* * *

За окном было уже темно, и наконец, в такт к стучащим колесам, в стекло начал барабанить неспешный весенний дождь. Смородинов, видимо, выдохшийся после своей многочасовой лекции, позвал проводника, попросил его постелить постель и, откланявшись, пошел в свое купе спать.

Торопков же с Родиным еще долго

сидели рядом и курили, глядя в окно. Наконец сыщик хрипло (видимо, голосовые связки затекли от долгого молчания) сказал:

– Занятный старикан этот профессор. Признаться, ближе к концу его лекции меня так сморило, что я дремал с открытыми глазами. Еще в молодости, в армии выучился.

– Вы служили в армии? – спросил Родин без особого интереса.

– Ага. В Балканскую кампанию в артиллерии довелось служить. Контузило меня под Плевной, вот и списали. Ну, я вернулся домой и пошел в полицию, там как раз сосед служил. Я ведь городовым начинал, а потом в пожарное отделение меня перевели за сообразительность, а уж затем я сам в сыскное попросился. А вы ж тоже из военных, Георгий Иванович? Вот как долго уж знаем друг друга, а этак вот поговорить по душам никак не удавалось. Я слышал, вы воевали.

– Нет-нет, – улыбнулся Родин, – разве я похож на кадрового офицера?

– Ну а отчего нет? По ухваткам и по обхождению вполне достойный офицер.

– Нет-нет. Я по натуре – абсолютная штафирка. И учился в нашем Старокузнецком университете на медицинском… Представьте, даже лекции Смородинова мне доводилось посещать. Он тогда был еще крепким мужчиной, правда, таким же странноватым, помешанным на своих идеях… Мы, студенты, постоянно над ним посмеивались… Впрочем, давайте не будем предаваться трогательным воспоминаниям, Гаврила Михайлович. Я думаю, коли Бог даст, займемся этим на обратном пути. А пока нам есть о чем поговорить и поразмышлять.

– Итак, это начало всей истории. Есть некий владелец карты сокровищ Ахмет-бея, который никак не может открыть ее секрет. Каким-то путем, предположим, что незаконным, Стрыльников добывает у него эту карту и тоже никак не может разгадать ее секрет. Тут-то на сцене и появляется третье лицо – Иван Гусев, молодой и амбициозный, засидевшийся в вечных адъюнктах, учениках старого Смородинова. Вот он шанс – раздобыть карту, так давно считавшуюся бесследно пропавшей. Гусев выдает себя за итальянского архитектора Биацци и пытается выведать у Стрыльникова, где лежит карта и можно ли ее выкрасть.

– Да, Турнезен уверенно опознал его по выпускной фотографической карточке, так что тут никаких сомнений.

– Однако афера с кражей карты не удалась, карта остается лежать в сейфе. Гусев приходит к выводу, что действовать ему нужно как-то иначе.

– Не забудьте, Георгий Иванович, – с жаром поддержал Торопков, – что как раз после этого фабрикант избил приемного отца и учителя Гусева, спустил с лестницы. Наверное, тогда адъюнкт и решил, что, не пролив крови, карту забрать не удастся.

– Да, я тоже думаю, что эта паскудная история сыграла важную роль. Итак, Гусев приглашает Стрыльникова в музей на выставку и просит захватить с собой

карту. Но фабрикант быстро уходит из музея в ресторан. Тогда Гусев следует за ним, убивает его и крадет карту из кармана. Так ведь?

– Так.

– Но, очевидно, секрет карты не раскрывается и у него. Адъюнкт решает, что секрет может скрываться в шкатулке, которую Стрыльников оставил дома. На следующий день Гусев нанимает взломщика сейфов Лукина. Они выкрадывают шкатулку из сейфа, после чего Крот погибает точно так же, как и фабрикант. Далее адъюнкт неудачно пытается убить и вашего покорного слугу и удирает с картой, как мы предполагаем, в Таврическую губернию на поиски клада Ахмет-бея.

– Да, вроде все сходится, – Торопков пожал плечами.

– Сходится, безусловно. Но сходится с точки зрения репортера уголовной хроники или полицейского надзирателя.

– Старшего полицейского надзирателя, – с улыбкой поправил сыщик.

– Безусловно. А вот с точки зрения логики или, вернее, логика, то есть меня, – не сходится.

– Георгий Иванович, помилуйте! Ну ведь в жизни не все бывает безупречно с точки зрения логики. Сам человек суть существо крайне нелогичное, и все его поведение и вся жизнь его – нелогична!

– Несомненно. Но у меня вышло столько несостыковок и вопросов, на которые ответы не получены, что вся эта стройная картина начинает выглядеть очень нестройной.

– Что за вопросы? Может, мне удастся на них ответить? – храбро предложил сыщик.

– Давайте попробуем, – согласился Родин. – В музее после лекции лорда Мак-Роберта наш Гусев крадет статуэтку золотого воина, в результате чего разыгрывается грандиозный скандал. Зачем он это сделал именно тогда? Ведь подожди он всего пару часов – никто бы и не заметил исчезновения статуэтки. Да и зачем она ему, если все были уверены в том, что это подделка?

Торопков развел руками.

– История со шкатулкой. Она насквозь шита белыми нитками. Ведь Гусев мог прямо сказать в своем сообщении: возьмите карту и шкатулку. Но нет, он этого не делал, а потом отчаянно рисковал, чтобы ее заполучить.

– Может, Стрыльников вообще не взял карту на встречу? И Гусев, обыскав труп, ничего не нашел? – предположил сыщик.

– Нет, вы забываете, что он уже на следующий день показал карту своему учителю. Но вот со шкатулкой все равно все выходит как-то нескладно. Но допустим. Продолжим: зачем Гусев два раза заходил в ресторан звать Стрыльникова на разговор?

– Ну, в первый раз тот не пошел.

– И тогда Гусев устраивает комедию с запиской? Очень странно и, самое главное, нелогично. Мне как раз так нравилась история с братьями-близнецами, что она отвечала на этот вопрос. Сперва вошел один, а когда у него не вышло, другому удалось решить этот вопрос иначе, более эффективно.

– Может, у Гусева есть брат-близнец? – шутливо предположил Торопков.

– Не поверите, но я тоже об этом думал, – улыбнулся Родин, – но родственников у него не осталось, кроме профессора. И потому этот вопрос тоже остается открытым. Ну и финальная несостыковка: отчего же все-таки умерли Стрыльников и Лукин?