Дело о краже артефактов
Шрифт:
Ничто не проходит бесследно.
Очнулся Иван от того, что почувствовал на лице что-то холодное и мокрое. Это холодное и мокрое кололо чем-то — не больно, но чувствительно.
Сыщик попытался поднять голову — и сразу же почувствовал, что ему в нос впились острые коготки. Правда, продолжалось это лишь секунду, неприятные ощущения исчезли.
— Что за…? — пробормотал сыщик и открыл глаза.
Оказалось, что он лежит у стены кремля в городе N, а над рекой по-прежнему плывет Луна — правда, теперь уже почти касаясь прибрежных деревьев. Воздух напоен ароматами
«Я же говорил! — прозвучало в голове. — Все это приключение — бред. Кто-то стукнул нас по голове…»
Иван пощупал затылок — там действительно побаливала шишка. Испугавшись, что его ограбили, сыщик нащупал кобуру под мышкой и ощутил огромное облегчение, обнаружив пистолет на месте. На деньги и сотовый плевать, а вот оружие…
Лежать на сырой земле стало холодно, Иван поднялся на ноги. Кроме слабой тянущей боли в затылке, никаких неприятных ощущений не было. Хотелось домой, горячего чаю и в постель. Вдохнув полной грудью, сыщик сделал шаг по тропинке, но тут из кустов раздалось тоненькое «мяу».
Блестевшая от росы трава шелохнулась, и в пятне лунного света появился трехцветный котенок месяцев двух-трех от роду. Обычный подвальный котенок с зелеными глазами и мокрым хвостом.
— Так не бывает, — пробормотал Иван.
Котенок поднял мордашку, внимательно посмотрел человеку в глаза и повторил:
— Мяу!
— И куда теперь тебя девать? — спросил Иван.
Но вдруг непонятно откуда возникло ощущение, что этот котенок — его, и не остается ничего другого, как взять его с собой.
— Выгуливать тебя на поводочке не буду, — сообщил человек зверьку по дороге. — И в бандитские разборки попадать не намерен. И парной телятины ты у меня вряд ли дождешься. Будешь жить как нормальная кошка. Конечно, я постараюсь за тобой ухаживать. Если какая командировка — мама может тебя покормить. Или бабушка…
А котенок, уютно устроившийся у Ивана за пазухой, тарахтел, как маленький трактор, и делал вид, что не понимает ничего из сказанного.
Однако Иван был уверен, что появилось это существо в его жизни не просто так.
* * *
Впрочем, первое время найденыш ничем не отличался от других котят его возраста.
Родственники следователя отнеслись к котенку весьма скептически. Бабушка принялась ворчать, что молодым людям, которым предоставили в личное пользование целую квартиру, нужно заводить не зверье, а девушек. Мама только вздохнула: «Уморишь животину! Пусть лучше у нас живет!» Так что сложную науку кошковладения Иван начал изучать факультативно, выполняя распоряжения родни по покупке кормов и наполнителя для туалета.
Странности начались, когда сыщик понес найденыша в ветклинику, чтобы сделать прививки. Он где-то читал, ген трехцветности как-то связан с полом животного, поэтому был искренне уверен, что завел кошечку. На семейном совете было решено назвать ее Нюськой. Однако в ветклинике обнаружилось, что Нюська — полноценный кот со всеми положенными по штату признаками мужика. Ветеринар очень удивился, сфотографировал уникума со всех сторон и сказал, что теперь животному нужно другое имя. Потому что кот Нюська — это как-то несерьезно. Тем
Зиму трехцветный Кыс прожил точно так же, как все домашние котята. То есть ел, спал и носился по квартире. Ел, правда, на удивление много. Бабушка жалела «животинку» и старалась подсунуть ему лишний раз кусочек чего-нибудь вкусного. По поводу статей о необходимости кормления домашних питомцев «только сбалансированными кормами», которые ей подсовывала мама, была весьма категорична:
— Сама бы на одних консервах с сухарями посидела! От парной телятины еще ни одному коту плохо не было!
Услышав про парную телятину, Иван вздрогнул.
К весне Кыс стал размером со среднего мэйн-куна, набрал девять килограммов и продолжал расти. При этом никто не назвал бы его перекормленным. Кыс был по-подростковому поджар и длинноног, без разбега взлетал на антресоли, а по ночам устраивал такие скачки с препятствиями, что Иван, когда ночевал у мамы с бабушкой, регулярно просыпался от его топота. Эти звуки должна издавать атакующая кавалерия, а не милый домашний питомец, которому не исполнилось еще и годика.
* * *
В апреле бабушка засобиралась на дачу.
Иван, в очередной выходной заглянувший в выходные к ней с мамой в гости, услышал слова «рассада» и «грядки» и тяжело вздохнул.
Дача — это шесть соток с построенным еще дедом домиком в двадцати километрах от города. Вроде недалеко, но не по основной трассе, и рейсовые автобусы туда ходят лишь пару раз в день. В пятницу вечером и в субботу утром их берут штурмом. Поэтому для того, чтобы обеспечить пребывание родни на даче, Иван был обязан вывести из гаража старенький, тоже еще дедов, «Жигуленок», отогнать на техобслуживание, и потом в конце каждой недели отвозить на дачу маму. К понедельнику, естественно, возвращать в город, так как мама, хоть и успела выйти на пенсию до реформы, продолжала работать. Бабушку, которая жила на даче постоянно, надо было раз в неделю возить «в цивилизацию» — помыться и пробежаться по магазинам. В итоге все лето приходилось мотаться за город раза три-четыре в неделю. И это — в лучшем случае. На старой, рассыпающейся на ходу машине по колдобинам «не основной» дороги. Причем цена на бензин и стоимость ремонта древнего транспортного средства женщин не интересовали вообще. Эти материи находились вне их представлений о мире.
Иван давно намекал, что дачу неплохо бы продать, а овощи можно купить в магазине. Однако настаивать не решался, прекрасно понимая, что для бабушки «фазенда» — единственная отдушина. За зиму старушка почти переставала выходить на улицу, проводя целые дни у телевизора. Однако наступала весна — и дачный воздух возвращал ей бодрость. К августу старушка с легкостью таскала ведера с яблоками и помидорами, загружая их в багажник машины.
К удивлению Ивана, на этот раз возражать стала мама: