Дело о марсианской тигрице
Шрифт:
Я не хочу возвращаться в это болото, в котором…
— Соболин! — прервала его Аня. — Соболин, ты пьян или ты дурак?
— Он трезв как дурак, — глубокомысленно сказал Повзло. — Но это дело поправимое. Я вообще-то давно заметил, что трезвый человек абсолютно некритичен и иррационален. А по большому счету — опасен для самого себя… В философском же смысле…
— Стоп! — сказал я. — Стоп! Вы, ребята, посидите тут, а мы с Володей пойдем погуляем.
Мы с Соболиным вышли. Воздух бодрил, запускал холодные пальцы под одежду.
Я представил себе лицо Ани Соболиной…
Я говорил про семью. Про долг. Про то, что мужик, конечно, имеет право сходить налево — для того и командировки, но…
Володя слушал меня безучастно. А может, вообще не слушал. Но я все равно говорил, потому что это именно я взял его в эту поездку и ощущал теперь некий «долг и ответственность руководителя». А если по-честному: мне было жалко Аню Соболину.
— Послушай, Андрей, — перебил меня Володя, — я у тебя диктофон забыл.
— Что?
— Диктофон, говорю, забыл.
Я понял, что убеждать дурака бесполезно. Видимо, человек так устроен: сколько ему ни говори, что стенка твердая — он не успокоится, пока не расшибет лоб… А в случае с «тигрицей» все именно так и будет.
— Диктофон? Пойдем, отдам я тебе твой диктофон, — буркнул я, и мы пошли к моему коттеджу.
Дорожка за день оттаяла до камня, но сейчас вновь подмерзла, и мы шли по скользкой ледяной корочке с вмерзшими в нее хвоинками… Когда мы проходили мимо джипа Виктории, я вспомнил, что диктофон еще утром собрался отдать Володе и положил его в наружный левый карман пиджака. Я хлопнул рукой по карману… Он был пуст.
Хотелось курить, но пришлось терпеть, чтобы не нарушать правил светомаскировки. Было холодно — в салоне танненбаумовской «мазды» мы просидели уже минут двадцать. Я уже начал сомневаться в правильности своих выкладок.
— Идет, — сказала Аня. Слух у нее оказался лучше, чем у Танненбаума или у меня.
Спустя секунд десять на дорожке появилась тень. В темноте разглядеть детали было невозможно, но это и не требовалось: мы знали, кто идет к джипу Виктории.
— Как только распахнет дверцу — выходим, — сказал я.
«Лэндкрузер» и «мазду» разделяло всего метра полтора. Человек с сумкой в руке вошел в узкое пространство между автомобилями. Пискнула сигнализация, распахнулась дверь. Танненбаум резко откатил широкую боковую дверь микроавтобуса. Я включил фонарь. Одновременно Аня щелкнула затвором «кэннона». Виктория вскрикнула, обернулась и выронила сумку. Из сумки на лед стоянки вывалился диктофон и запел голосом Соболина:
Жаркий взгляд…
Как опасен твой тигриный взгляд!
В салоне танненбаумовской машины было тепло
— Может быть, расскажете, Андрей Викторович, как все-таки вы ее вычислили? — спросил Женя Танненбаум. — Никому и в голову не могло прийти, что дочь милицейского начальника — воровка.
Соболин с ненавистью посмотрел в бритый затылок Танненбаума, затем отвернулся и стал глядеть в окно.
— Клептомания, — сказала Лукошкина, — это болезнь. А болезнь не разбирает, кто дочь министра, а кто — дворника.
— Согласен, — кивнул Женя. — Но как все-таки вы ее вычислили?
А как, действительно, мы ее вычислили?
…Я вспомнил, что еще утром положил диктофон в левый карман пиджака, собираясь вернуть его Володе. Сейчас диктофона в кармане не было. Машинально я похлопал себя по правому… Я отлично ПО знал, что положил диктофон в левый, но все же похлопал себя и по правому. Чуда, разумеется, не произошло — правый тоже был пуст. Парик — бинокль — сумочка — диктофон…
Мы стояли возле джипа Виктории, и я, как дурак, хлопал себя по карманам. "В какой же момент, — думал я, — это произошло? Весь день я был в пиджаке и… Стоп!
Стоп, я его снимал, когда мы читали дообеденные лекции. Я снял его, повесил на спинку стула. Видимо, именно тогда у диктофончика и выросли ноги".
— Володя, — сказал я. — Ты извини, но… я, кажется, потерял твой диктофон.
— Как потерял?
— Как потерял? Как все теряют — по не внимательности.
— Ну, шеф, ты даешь! — сказал Володя, резко повернулся и пошел прочь.
А я остался возле джипа. На «торпеде» «лэндкрузера» тревожно вспыхивала красная точка сигнализации… И я вдруг все понял!
Я быстро вернулся в шале. Повзло посмотрел на меня и спросил:
— Ну, провел воспитательную беседу? Спас семью Соболиных?
Не отвечая ему, я обратился к Ане:
— Аня, ты где носишь ключи от машины? В сумочке или в карманах?
— А при чем здесь ключи? — удивилась Анна.
— Ответь: в сумочке или в карманах?
— Ну, в сумочке… А что?
— Нет, ничего. Это я так, — ответил я и вышел.
Я пошел в шале к Виктории. Проходя мимо джипа, снова увидел яркую точку на «торпеде»… Доказательство или нет?…
Нет, не доказательство. Лукошкина носит ключи в сумочке, а Виктория, допустим, в кармане… Нет, не доказательство. Фигня, а не доказательство… Я думал, что Соболин окажется у тигрицы, но его там не было. Может, и к лучшему.
— Открыто, — сказала Виктория, когда я постучал в дверь. — Открыто, войдите.
Я вошел, и она, кажется, нисколько не удивилась.
— Если вы ищете Вовчика, — сказала она, — то его нет.
— А я, собственно говоря, к вам, Виктория. Можете уделить мне минут пятьдесять?