Дело о мастере добрых дел
Шрифт:
– Дженишу за допрос наш общий любимец доктор Ифар чуть не навалял по шее. А других подробностей не знаю. Или не было их.
– Значит, не было. Рано лезете. И неправильно.
– А как правильно? Может, вам заняться?
– Обещать не буду, но попробовать могу. Напишите только, о чем спросить. Вдруг у вас какие-то особые пожелания.
– Никаких особых, кроме интереса узнать, что он регулярно делал в хофрском посольстве.
– Лечил, - сказал Илан.
– Довольно удачно, им были довольны. У них летом умер штатный врач.
– Ах, вот как. Мы предполагали.
– Не имею представления. Про "не только" хофрские посланники мне не рассказывали.
– Они с тобой разговаривают о своих делах?
– удивился государь Аджаннар, отнимая руки от автоклава и подходя к столу.
Илан не без усилия вывернул пробку и поставил бутыль между пирогами и печеньем.
– А куда они денутся. Они хотят разговора с киром Хагиннором. Младший хочет. Но кир Хагиннор, насколько я понимаю, желанием идти навстречу не горит.
– Послушай-ка...
– государь задумался.
– Хотя, нет. Мне с младшим разговаривать не о чем. Мне бы со старшим обсудить кое-что.
– Боюсь, что старший к переговорам расположен не более кира Хагиннора. А в чем разница? В возрасте?
– В них самих, доктор, - сказал государь.
– Они из разных кланов, между которыми столетиями тянется конфликт. У них так принято - в ученики брать не из своих родственников, а из... можно сказать, врагов. Общие интересы у кланов, безусловно есть. Вот ради этих интересов они друг друга терпят. Но клан Белых меня не интересует. Не они сегодня решают то, что мне нужно. Мне нужны Серые. Это старший.
– На мой взгляд, оба они рыжие. Впрочем, тебе виднее. Мне довести до сведения старшего твой интерес?
– Пока не надо. Пусть господин Намур сначала разберется в том, что они творят. Может быть, уже зарвались все, и даже с Серыми мне разговаривать не о чем.
Мышь принесла чайник и стала наполнять чашки. Намур плеснул себе вина в лабораторную посудину, болтал его по кругу и принюхивался.
Илан достал из внутреннего кармана два дяна, положил на край стола:
– Возьмешь себе, Мышь.
– Не возьму, - задрала подбородок она.
– Ну... еще не хватало, чтоб ты нас за свой счет кормила. Мы не такие люди.
– Мне не нужно денег, - заупрямилась Мышь и обиженно уставилась на монетки.
– А что тебе нужно?
– спросил государь.
– А то у меня и денег-то с собой нет. Чем тебя благодарить за гостеприимство?
– Мое желание, - напомнила Мышь.
– Помните, в адмиралтействе вы предлагали загадать?
– Помню. В тот раз вы с доктором вежливо отказались. Я даже немного обиделся.
– Но вы же любое можете исполнить?
– Не любое, - улыбнулся государь.
– Только такое, которое не противоречит законам империи и ее интересам. Ты переменила решение? Хочешь что-то для вас попросить?
– Мое не противоречит, - твердо и очень серьезно сказала Мышь.
– Переменила, хочу. Я вас подслушала в прошлый раз, вы с господином губернатором говорили о войне весь вечер и пол ночи. Только о войне и больше ни о чем. Вы сделайте так, чтоб не было войны. Пожалуйста. Ведь вы же можете?.. Такой ездец людей рожать, а на войне их убивают...
Илан понял, что Мышь дрожит. Взял ее ладонью за затылок, уткнул в себя. Она чуть слышно всхлипнула и на мгновение поддалась, но потом оттолкнула его руку, вывернула шею и с требовательным ожиданием посмотрела на государя. Мышь не играла и не шутила. Государь молчал, глядя на коробку с пирогами.
–
– Могу, - ответил тот.
– Но это очень-очень трудно. И опасно для меня. Если у меня не получится, не будь в обиде, Мышь.
– Хотя бы попытайтесь, - вздохнула она.
– А денег все равно не возьму.
Часть 4
Диагноз исключения
* * *
Как прошла ночь, Илан к утру последовательно восстановить не мог. Не потому, что все прошло спокойно. Как раз наоборот. Он был у Рыжего, у Эшты и доктора Ифара, у Палача, и дважды выдворял из хирургии в спальню Мышь, у которой оценка ее заслуг и похвала предыдущим вечером вызвали приступ рвения быть полезной. Когда Мышь вернулась в третий раз, всунулась в палату к Рыжему, на подушке которого Илан планировал подремать хотя бы половину стражи, и подняла его громким шепотом: "Доктор, наверху шумят плотники, мне не спится!" - Илан, чтоб отстала, нарисовал ей на рецептурном бланке десяток примеров по арифметике и изобразил несколько строчек из "Травника и лечебника" для переписывания. Сам удивился, насколько его почерк отличается от каллиграфии государя Аджаннара, но ничего поделать с этим было нельзя. Не лучший пример для подражания, но другие доктора вряд ли покажут лучше. Мыши упражнения по письму не понравились, но она сама напросилась, поэтому покорно отправилась к удобному подоконнику во второй послеоперационной и, высунув язык, стала пыхтеть над заданием. Математика у нее получилась мгновенно, со словесностью обстояло в разы хуже. Мышь пыталась халтурить, Илан заставил ее переделывать. Мышь пыталась увернуться от письма и заняться уходом за больными, Илан пресек поползновение, вернул ее к чернильнице и подоконнику.
За четверть стражи и дюжину строчек Мышь перемазалась чернилами, словно портовый писарь, работающий подряд вторую смену, зазевала, захотела спать и, не доделав толком задание, попросилась в дезинфекцию отмыться от клякс. Илан смилостивился и отпустил. План поспать на подушке у Рыжего все еще был актуален, половина ночи впереди. Но не тут-то было. В эту ночь в покой госпиталя вмешались не внутренние силы, против которых медицина вполне действенна, а внешние, со своими непонятными целями и мотивами. Едва Илан прикорнул, подвинув Рыжего чуть в сторону, раздался короткий звякающий удар камешком по оконному стеклу, потом такой же по соседнему окну, а потом звон разбитого стекла один раз и еще раз, грохот открывающихся рам, чьи-то удивленные возгласы и, через небольшое время, снова разбитое стекло, крики возмущения и звуки драки, больше всего похожей по воплям на кошачью, если бы вопли эти не перемежались непечатной руганью. Похоже, ругалась под окнами Мышь. И в драке участвовала она же.
Первым на происходящее отреагировал Обморок.
– Окна бьют!
– подскочил он со своей постели, всунул ноги в обувь, резво отстегнул крюк с ближайшей глухой ставни, распахнул ее в ночь и, оценив расстояние от подоконника до земли, одним звериным прыжком канул в темноту.
Илан совершенно не помнил, растут ли под окнами палаты Рыжего какие-нибудь кусты. Но, судя по тому, что Обморок, выскочив наружу, смолчал, приземлился он удачно. Хорошо быть таким ловким, наверное. Несмотря на то, что палата располагалась на первом этаже, Илан прыгать вниз через окно не решился. Высота стены от основания до первых окон где-то два человеческих роста, с больной ногой это много. Закрыл распахнутую ставню обратно на крюк, и поспешил в обход. В промежутке между акушерским и хирургическим встретил доктора Никара и сонного Гагала, попросил их остаться, сказал, сам посмотрит, что это за ночные безобразия. Впрочем, за ним еще увязались два фельдшера и мойщики из дезинфекции, где и было разбито последнее окно.