Дело о перстне с сапфиром
Шрифт:
Елизавета Николаевна посмотрела на меня с благодарностью и кивнула:
– то, что они – дружны, мне известно точо.
– И кто же у вас в источниках информации?
– без особого любoпытства поинтересовалась я. Знала, что матушку с толку не сбить, но попытаться стоило.
Елизавета Николаевна, бросив лежавшую на ее коленях салфетку на стол, поднялась. тошла к балюстраде, поднесла к лицу ветвь рябины, свисавшую совсем низко.
– Я могу тебя попросить….
– Да, конечно, - отодвинув тарелку, развернулась я к
– Закончи быстрее это расследование! – Ее голос прозвучал с надрывом, словно она держалась из последних сил.
И ведь по ней не скажешь. Все такая же… возмутительно спокойнaя, уверенная в себе.
– Вы хотите вернуться в Аркар?
– воспользовалась я возможностью заговорить о том, что меня волновало.
Нет, заданный вопрос об источнике информации меня беспокоил – мнение, которое оа высказывала о фрейлинах и статс-дамах, на взгляд Шуйского-старшего было настолько точным, что такая осведомленность даже пугала, но это могло и обождать. А вот то, что ее беспокоило….
– Да! – решительно развернулась она.
– Я хочу вернуться домой! И - как можно скорее!
– И Александр Игоревич имеет к этому желанию непосредственное отношение – не столько спросила, сколько констатировала я.
– Да! – не солгала она ни словом, ни интонациями. Умоляющими избавить ее от этого навадения.
– Вы его любите?
– Нет! – возмущенно вскинулась она и… тут же улыбнулась. рустно.
– Да, наверное. Не так, как Фариха, но люблю.
– если вы любите не графа, а то чувство опасности, которое испытываете рядом с ним. Острое. Пьянящее.
Чем дольше я говорила, тем сильнее было проступавшее на ее лице удивление.
– Знаете, что нельзя, - продолжила я все так же, подчеркнуто равнодушно, - но это выше вашего самoобладания. Так и хочется ощутить эту подступающую сладость, когда одновременно накатывает и ужас,и….
– Мой источник информации – графиня Истомина, – перебила меня матушка. Вернулась к столу, села. Несколько мгновений и она вновь была такой, какой я привыкла ее видеть. Уверенной, самую капельку куражливой, знающей, чего хочет и, как именно этого добиться.
Увы, было у меня предчувствие, что решение, которое она приняла, мне может и не понравиться. Но….
– И о чем еще интересном рассказала графиня Истомина?
– сделала я вид, что не заметила произошедших в ней изменений.
– О чем… - задумчиво протянула она. Подняла вилку, провела ею, не касаясь, над краем тарелки.
– Например, о князе Ринате, который находится сейчас под надзором личной гвардии императора в замке Скалистый. Об императрице, которая очень недовольна этим решением своего венценосного супруга. О князе Леониде, чей брак сейчас уcтраивает го Императорское Величество.
– И кто же избранница? – я откинулась на спинку стула. Какая уж тут еда!
– Кандидатур две, - улыбнулась она понимающе.
– Младшая дочь императора Ксандра, ей только
– Которая была горянкой, - закончила я за нее. О султане Изаира и его семье мне было известно достаточно, чтобы говорить вот так уверенно. – И это тоже очень не нравится императрице, как и все,имеющее отношение к степнякам.
– Возможно, это что-то очень личное, – улыбнулась мне матушка.
– И, возможно, это имеет отношение к хорошо известному тебе воину.
– тец?! – не веря, посмотрела я на нее.
– Это – старая история, - подтвердила она мою догадку. – И, кстати, одна из причин проблем между Изаиром и Ритолией. О страсти Софьи Александровны к Ибрагиму Аль бару императору доложили.
– отец?
– не без напряжения уточнила я, догадываясь, что у той истории, благодаря которой мы с Сашкой появились на свет, могла быть и совершенно иная подоплека, чем желание одного брата избавиться от другого.
– Ибрагим любил только твою мать, – вздохнув, как-то устало ответила она.
– Однолюб. Для таких, как он, других просто не существует.
– Это императрица ему вряд ли простила… - теперь пришел мой черед подниматься. Эмоции были жгучими. Думать здраво они не мешали, но… толкали куда-то, требовали взять и все изменить…. Сейчас! Сразу!
– Ты для нее - свидетельство поражения, – кивнула матушка. – Пока была вдалеке, могла терпеть, но теперь….
– что ты можешь сказать o графине Чичериной?
– слегка сбила я накал разговора. Главное, что касалось моего возможного появления при дворе, я уяснила, с остальным могла разобраться и сама. Да и время ещё было. А вот сегодняшний прием….
– О Катеньке? – засмеялась матушка, давая подсказку.
– Змеей она не стала, всегда такой была. Сдается мне,и родилась ядовитой, но сначала кидалась на всех, а теперь точно знает, кого стоит укусить, а кого оставить на потом.
– Очень лестная характеристика, - кивнула я понимающе.
– Знаешь, что странно, – матушка уже во второй раз отложила вилку. – Родители у нее – удивительные люди. Матушка – добрейшей души человек. Супруг ее, Павел Николаевич, увлекался историей. Мы заслушивались, когда они приходили в наш дом и он, собрав вокруг себя детей, начинал рассказывать.
– Она одна в семье?
– Одна, да и поздний ребенок, - кивнула матушка. – В детстве была болезненной, но, как мне теперь кажется, уже тогда знала, как добиться внимания и заставить крутиться вокруг себя.
– Граф Чичерин показался мне умницей, – заметила я, намекая, что не могу понять, как он мог быть настолько слеп.
– Любовь, – небрено пожала плечом маменька.
– Женщина имеет право на слабости. й он прощает многое.
– И даже измены?
– предположила я, сделав вывод из соответствующего тона, с которым она это произнесла.