Дело о плачущем призраке.Дело о беспокойном графе
Шрифт:
– - Ну-ну... нечего льстить, -- смягчилась тетушка. – Издеваешься над старухой, словно над дачниками Куницынами... Думаешь, приму все за чистую монету?
В глазах Александра Александровича мелькнула улыбка, хотя лицо оставалось серьезным.
– - А теперь об алиби, -- деловито, словно и не было конфликта, продолжила Елизавета Николаевна.
– - Когда мы обсуждали похороны Антонины Афанасьевны, Георгий Михайлович к слову заметил, что две ночи подряд не сомкнул глаз, мучаясь приступом подагры. Они у него, несчастного, бывают регулярно. Тогда камердинер неустанно читает ему вслух,
– - Да, разумеется. При условии, что они не подкуплены.
– - Хочешь – порасспрашивай их. Но сомневаюсь, чтобы Георгий Михайлович лгал. Откуда ему в тот момент знать, что к нам явишься ты и начнешь расследование?
Сыщик вздохнул.
– - Весьма досадно.
– - Почему досадно? – удивилась тетушка.
– - Честно говоря, я ехал сюда в полной убежденности, что знаю, кто устроил всю эту кутерьму с Парашей. Вот мне наказание за косность мышления. Привык, что самое очевидное предположение чаще всего оказывается верным.
– - Это сделала не Катиш! – тут же возопил Евгений.
Александр Александрович окинул его взглядом, каким хороший врач смотрит на хронического больного, тяжело страдающего, однако не поддающегося излечению. Потом, усмехнувшись, произнес:
– - Если вы настаиваете, готов в первую очередь рассмотреть версию с виновностью Кати. Основной довод за – то, что плач Параши впервые был услышан сразу после того, как Катя рассказала Антонине Афанасьевне легенду.
– - Она была в это время на первом этаже, а плач доносился со второго, -- сухо напомнил Евгений. – Разве это не алиби?
– - Разумеется, нет. Не сомневаюсь, что для плача не требуется присутствия злоумышленника в театре или вообще в Бобровичах -- иначе при обыске его бы обнаружили. Тут какое-то хитрое механическое приспособление. Но кто-то должен был его запустить, причем в нужный день! Это могли сделать Георгий Михайлович или Прокофий Васильевич, когда приходили сюда играть в винт. – Сыщик хитро покосился на тетушку, демонстрируя, что ее имя он не назвал. – Могла и Катя, навестившая в тот вечер старушку. Кстати, с чего вдруг она это сделала? Она презирает рядовых обывателей, мы ей скучны.
Евгений, на миг опешивший от этого «мы» (меньше всего Александр Александрович походил на рядового обывателя), объяснил:
– - В душе она совсем не такая, какую изображает. Она добрая и одинокая.
К его удивлению, Коцебу кивнул.
– - Да, и все же ее приход очень уж своевременен. Другое дело, что я стану подозревать дам в самую последнюю очередь.
– - Это еще почему? – с неожиданной обидой вскинулась Елизавета Николаевна. – Думаешь, нам не хватит ума придумать хитрость с механизмом?
– - Трудно с вами, тетушка, -- вздохнул Александр Александрович. – Подозреваешь – обижаетесь. Не подозреваешь – тоже обижаетесь. Вы бы уж определились.
Старуха засмеялась.
– - Загнал меня в угол, не поспоришь. Просто больно уж ты умничаешь – так и хочется иногда возразить, даже понимая, что ты совершенно прав.
– - Да! – вырвалось у Евгения.
– - Да? – искренне изумился сыщик. – Мне казалось, я просто рассуждаю вслух. Обычно я делаю
Он глянул на тетушку не без обиды.
– - Прости, -- извинилась Елизавета Николаевна. – Избаловалась я здесь. Привыкла считать себя самой умной и всеми верховодить. И вдруг мальчишка, племянник смеет, видите ли, рассуждать! Хотя за тем тебя и звала. Так почему ты не подозреваешь дам?
– - А вы попробуйте покрутить лебедку.
Елизавета Николаевна подошла к агрегату, стоящему у окна, налегла на ручку.
– - Ого, сила требуется немалая. Мне бы не справиться. Да и Катиш, хоть и молодая, вряд ли. Нужен сильный мужчина. И Георгий Михайлович, и Прокофий Васильевич для своих лет весьма крепкие. Только вот не представляю, чтобы они или, например, дачник Куницын ночами таскали туда-сюда кукол на лебедке. Скорее Андрей Зыкин. Начудил без злого умысла, а теперь опасается признаться.
– - Андрей Зыкин увлечен Катей и вполне мог действовать по ее указке, -- пробормотал Коцебу. – Раз моя версия провалилась, надо начинать с нуля.
– - Какая версия? – воскликнула старуха, опять начиная кипятиться. – Говори толком, не темни.
Однако ясность была не в правилах столичного сыщика.
– - Гду мы сейчас находимся? – зачем-то поинтересовался он.
– - В Бобровичах, -- хмуро буркнула Елизавета Николаевна.
– - А точнее?
– - На втором этаже. В театре.
– - В театре! – оживившись, повторил Александр Александрович. – Именно, тетушка. Это было первое, на что я обратил внимание. Причем театр елизаветинских времен, когда в моде были разнообразные сценические эффекты. Привидения выли и взвивались в воздух, злые духи проваливались в преисподнюю. Лебедка и рваная кукла – часть старинного реквизита. Использовать эту механику для имитации призрака Параши – нет ничего проще. Но... – сыщик сделал эффектную паузу. – Надо знать подробности устройства театра в Бобровичах. Кто знает их лучше всех? Разумеется, бывший хозяин, Георгий Михайлович Шувалов-Извицкий, чьи предки владели имением несколько поколений. Я был совершенно убежден, что призрак – его рук дело. И вдруг вы, милая тетушка, наносите по моему самолюбию такой удар. Я заблуждался, и у Шувалова твердое алиби! Все мои построения рушатся.
Коцебу говорил без малейшей горечи, скорее с любопытством.
Елизавета Николаевна нахмурилась.
– - Погоди, Сашура. Даже если бы у Григория Михайловича не было в те ночи подагры... Зачем он, серьезный человек, станет заниматься подобной чепухой? Не понимаю.
– - У меня была одна идея, -- заметил Александр Александрович. – Скажите, тетушка, доходы с имения наверняка падают не только у нас? У остальных тоже – причем весьма серьезно?
– - Да, -- кивнула старуха.
– - Бедная Антонина Афанасьевна вообще еле сводила концы с концами. Думаю, рано или поздно ей пришлось бы продать Бобровичи. Прокофий Васильевич выживает только за счет процента с ценных бумаг. Георгий Михайлович хозяйствует неплохо, но и ему теперь не пожить на широкую ногу, как он привык.