Дело о похищенных туфельках
Шрифт:
— Кажется, он разочаровался во мне.
— Ну и что же, — пожала плечами Тони. — Не все ж ему девиц обольщать?
В зале не оказалось проигрывателя, только метроном сухо отщелкивал в углу размер на две четверти. Но вскоре Тони поняла, что в голове звучит музыка — та самая, которую включали на дружественной встрече между студиями Ары Деннитсон и Бато Кея. Тот танец, который танцмейстер сам помогал им с Мэттом ставить, а потом сам же с нею и исполнял! Тот самый, где царила ревность, и исход смертельной схватки между женщиной и мужчиной был предопределен.
—
Но, разумеется, оттанцевали они ее оба раза с ошибками. Кажется, собрали такой урожай спотыкашек и несуразок, что хоть плачь. Разбирать их времени уже не оставалось.
— Ну и ладно, — сказала Тони великодушно. — Все равно моя программа-минимум была — дойти до полуфинала, а не выбиться в финал! Отдыхаем?
— Давай сначала, — сказал Флай, улыбаясь, но глаза у него были такие, что Тони не решилась зайти на третий круг.
— Отдыхаем, — приказала она. — Иначе ты не выдержишь. И не надо мне тут про танцы без ног или со сломанными спинами, я запрещаю!
Флай не стал спорить, а сел на банкетку и вытер лицо.
— Вот так-то, — сказала Тони.
И села рядом.
— Надеюсь, они уже ушли.
— Кто? — не понял Флай.
— Мои родители. Страшно, если мы покажем им такой сырой танец. Ничего, конечно, тут не поделаешь — но все равно, мне страшно. Зря ты не спросил моего мнения, не стоило их приглашать.
— Стоило, — упрямо ответил Флай. — Они так и будут считать танцы несерьезным увлечением, если не увидят тебя. Они же ни разу не видели тебя — настоящую. Ту, которую вижу я.
— Они не смогут увидеть, у них на глазах — шоры, — убежденно сказала Тони.
— Вовсе нет. И не волнуйся: они будут в восторге.
Тони не верила этому. Но, когда Флай встал и протянул ей руку, она тоже поднялась с банкетки. Думала, что он поведет ее в большой зал, хотя у них было еще немножко времени, но парень повлек ее в танец. Не в точности по той хореографии, что создавалась специально для выступления, но… Получилось неплохо, стоило это признать. Не идеально — просто неплохо.
ГЛАВА 39, в которой Флайминг Лид снимает штаны
Не надо безупречно. Танцуй просто как дышишь, как живешь. Твоя жизнь прекрасна не потому, что идеальна — а потому, что складывается из разных деталек. Не все они достаточно хорошо подогнаны друг к другу, но вместе это — чудесный и неповторимый узор.
Не надо безупречно.
Надо — так, как ступают ноги и так, как велит сердце. Слушай, как дышит и как живет твоя партнерша и веди ее в такт своему дыханию. Танцуй как любишь, лети на свет.
Каждый урок Ары Деннитсон, данный Флаю просто из любви к искусству, проклюнулся ростком и вырос — и, встав напротив Тони так, как показывала девушка на репетиции всего несколько минут назад, он не думал, что будет сложно. Ведь не сложно жить, дышать и любить?
Он встал напротив Тони, ожидая, когда зазвучит музыка — по правилам, на индивидуальном выступлении звучала подобранная танцорами мелодия, а не та, которую выберут организаторы. И первые же аккорды
Эту песню явно выбирала не Тони. Она терпеть не могла «Вспышку».
Моя любовь как терпкое вино,
От года год все слаще и хмельней…
Флай на секунду едва не потерял сознание. Что-то черное и страшное застило взгляд, и он перестал видеть, слышать и чувствовать. Только и смог, что протянуть руку. Тони коснулась его пальцев кончиками своих, и Флай обрел ориентир. Что с того, что он ослеп? Он продолжал дышать и любить наперекор страшной музыке, пытавшейся раздавить его… как муху. Он не даст плечам согнуться под этим давлением и не даст своему полету прерваться.
Не надо безупречно.
Надо просто — идти, повинуясь зову души, лететь на свет, даже зная, что там ждет смертельный огонь, и самому не погаснуть, не опасть кучкой пепла.
— Что с тобой? — сквозь музыку пробился тихий голосок Тони, когда в танце он прижал ее к груди.
— Все хорошо.
— Попросить прервать выступление? Тебе плохо? — через секунду, когда новый виток заставил девушку прильнуть к нему.
— Танцуем, Тони.
Он не помнил и не видел ни ее, ни себя. Не знал, сколько сделал ошибок и сделал ли вообще. Он только видел огонек, навстречу которому летел отчаянно и слепо. Мелодия взлетала под потолок, кружила их обоих в смертельно опасном танце, и под конец Флай понял: если не ударит, не погасит его крылом — то сгорит. Но если ударит — тогда погаснет манящий, красивый, легкий огонек, на который его несли крылья. И он не ударил — он обнял, чтобы сохранить, пусть ценой собственной жизни. Они упали оба, упали красиво, словно сорванные ветром кленовые листья, и музыка, наконец, закончилась. Как раз вовремя. Зайди она на второй круг, как на складе — и Флай бы точно сошел с ума.
А так он только лежал, дышал и радовался, что живет, а вместе с ним живет под его грудью маленький, но неугасимый огонек.
Зрение вернулось вместе с оглушающими аплодисментами и голосом Тони. Перед глазами все плыло, и только сияющие глаза девушки были отражением того самого потаенного огня, который вел его в темноте.
— Флай, все уже, отпусти меня, балда! Ты не должен был падать сверху, я должна была целовать твои туфли.
— Еще чего, — вставая с пола, буркнул он.
И пошатнулся — в ногах жила скрипичная боль, в голове тяжело пульсировали ударные, по всему телу кряхтели расшатанные фортепианные клавиши.
— Ох, — сказал Флай. — Кажется, все-таки перестарался.
— Скажи честно: от врача ты попросту удрал, не закончив сеанса, — сквозь улыбку, не забывая кланяться зрителям и посылать воздушные поцелуи жюри, сказала Тони.
— Ага, — тоже улыбаясь, кивнул Лид. — Ты же позвала меня сама. Помнишь?
— Я тебя прибью, — пообещала Тони, делая книксен.
Осталось лишь дождаться результатов. И, едва жюри выставило по пять баллов каждый, Флай прикрыл горящими веками усталые глаза.
— Победа?