Дело о самоубийцах
Шрифт:
***
– Не понимаю, сколько можно спрашивать об одном и том же? Ко мне теперь все полицейское управление будет приходить по одному?
– Ну, вы же, как психоаналитик, сами должны понимать, что значит для исследователя личный контакт с субъектом, - парировал Гарри.
– Почему же в первый раз ко мне пришли не вы, а прислали этого... гориллу?
– Я был в отпуске. Симпатичный парень, этот Уоткинс, не правда ли?
– Да уж, прекрасный образчик дегенеративного типа... Видимо,
– О, да! Совершенно незаменимый работник при проведении некоторых щепетильных операций.
– Инспектор перестал улыбаться и посмотрел доктору прямо в глаза - точнее, между глаз (его любимый прием!).
– Но, к делу! Итак, мистер Нортон, вы утверждаете, что ваши бывшие пациенты на момент смерти были вполне адекватны?
– Извините, но в момент смерти меня рядом с ними не было, - улыбнулся Нортон.
– Я имел в виду, на последних сеансах?
– поправился инспектор.
– Ничего такого за ними не замечали?
– Нет, все как обычно.
– А по какой методике проходили ваши... занятия?
– Ну, поскольку вы не специалист, скажу попроще: я совмещал гипноз и медикаментозный метод частичной блокады с направленным торможением подкорки.
Инспектор с деланным удивлением вскинул на доктора глаза.
– Любопытно! То есть, если я правильно понял, вы на некоторое время принудительно вводили их в состояние ступора? Или, проще говоря, "овоща"?
– О-о! Ваши познания в медицине поражают.
– Спасибо, я готовился.
– Точно. Я и забыл, что все мои записи у вас.
– Психоаналитик слегка подвинулся назад в своем кресле.
"Нервничает!", - автоматически отметил Ковальский.
– И что вам давала такая методика?
– Я пытался воздействовать на их затаенные фобии, на застарелые, так сказать, детские страхи.
Инспектор улыбнулся и качнулся вперед, на мгновение задумавшись.
– Я, конечно, не психоаналитик, но, на основании событий, происшедших с этими несчастными, напрашивается сам собой вывод, что их детские страхи явились как бы и причиной их смерти. Итак, смею предположить, что первый боялся высоты, второй в детстве, возможно, подавился шоколадкой, ну а третий...
– Не стоит так упрощать, инспектор! Это работает совсем по-другому.
– Но есть ли смысл усложнять? Вам, как ученому, должен быть известен "принцип Оккама", из которого прямо следует: самым простым решением было бы предположить, что...
– О, не продолжайте - я понял, куда вы клоните.
– Доктор засмеялся.
– Что смешного?
– Нет, просто вы так вольно обращаетесь с неизвестной вам областью...
– Доктор замолчал на мгновение.
– Вот вы слышали, например, что человеческое тело, это ни что иное, как трехвольтовая батарейка? В электрохимическом смысле, разумеется.
– Допустим. И что?
– Но вы ведь на этом основании не станете вставлять себе в рот... лампочку от фонарика?
–
– Впрочем, ваш коллега Уотсон наверняка бы попробовал. Но вы ведь не он?! Так почему же вы...
– Да, но ведь это так очевидно!
– перебил инспектор.
– Я имею в виду не лампочку во рту, а вариант с фобиями.
– Очевидно для полного дилетанта, извините.
– Доктор, но вы ведь знаете о таких вещах, как бессознательная тяга к суициду?! Когда человек стоит на краю пропасти, и ему хочется сделать последний шаг.
– Это общепринятое заблуждение, одно из многих, - с усмешкой ответил Нортон.
– Попробовали бы вы столкнуть этого человека в пропасть - ручаюсь, сами бы туда отправились! Все как раз наоборот: чересчур навязчивые страхи наша психика пытается вытеснить из зоны, которая контролирует сенсорную моторику.
– Хорошо, пусть так. Но ведь это касается психически здорового человека, не так ли?
– Если вы о моих..., - он на мгновение замялся, - бывших пациентах, то в этом смысле они были вполне нормальными людьми.
– Да, но не могли ли ваши опыты..., - начал, было, Ковальский.
– Мои сеансы - не опыты!
– с раздражением поправил его доктор.
– Послушайте, инспектор, не пытайтесь инкриминировать мне то, чего вы совсем не понимаете!
"Ого, похоже, я немного вывел его из равновесия!", - с удовлетворением подумал инспектор.
– О,кей!
– примирительно сказал он.
– Давайте тогда так... Что вы можете сказать о фобии покойного Джонатана Бялко, шагнувшего с края крыши? Он боялся высоты?
– Определенно нет!
– уверенно ответил доктор.
– Он работал строителем-монтажником, и был, можно сказать, с крышами на "ты".
– Какая злая ирония!
– усмехнулся Ковальский.
– А тот, который лишился кадыка, вероятно, был членом общества собаководов?
– Вы циник.
– Нет, я полицейский. Но в каждой профессии есть свои издержки, не так ли? И все-таки, что вы можете мне сказать о любителе полетов над асфальтом?
Нортон ответил не сразу.
– Бялко боялся крыс, - после некоторого молчания сказал он.
– Боялся до такой степени, что спал внутри балдахина с прикрепленной металлической сеткой. И для меня самого загадка, почему он решил прыгнуть с крыши...
– А любитель собак кого боялся? Кошек?
– усмехнулся инспектор.
– Нет, женщин. У него мама, знаете ли, была со странностями: до тридцати лет держала его при себе, как рабовладелица. А когда умерла - сын остался в этом отношении совсем беспомощным.
– Уже интереснее. А что насчет третьего, "сластены"?
– А тот, что упал в чан с шоколадом - у него вообще было обсессивно-компульсивное расстройство в рамках синдрома навязчивых состояний. Он был зациклен на проблемах психо-соматического характера: постоянно задумывался о процессе своего дыхания, глотания, моргания...