Дело о заикающемся троцкисте (Агентство 'Золотая пуля' - Сборник новелл)
Шрифт:
– Михалыч, я должен его найти!- сказал я Зудинцеву, понимая, что помощи больше мне просить не у кого.
– У-у, ищи ветра в поле... Я, конечно, справки наведу, но, честно говоря, шансов ноль.- Он взял у меня медаль и стал рассматривать, как редкую драгоценность.- Все по-честному... Пятьсот восемьдесят шестая проба... Чистая медь - можно на "Апрашке" втюхать. Рублей за тридцать...
Я глухо застонал. Соболин изобразил участие:
– Ты хоть выяснил, что за хата?
– Снял у бабки с Московского вокзала на три дня. Она его два раза только и видела - пока я колеса менял,
– Ну понятно, Родину защищать...- фыркнул Зудинцев.
– Обнорский не переживет,- вздохнул Повзло. Ему было жалко Обнорского.Если, конечно, это действительно Ерш...
Тут открылась дверь, и вошла Ксюша.
С ней вошел новый аромат, гораздо лучше утреннего. Его источником был газетный сверток, который она держала в руках.
– Первый вкусный запах за весь день!..- сказала она.- На охрану передали - для руководства. Коль, кого за пивом пошлем?
– Какое пиво в разгар рабочего... Ого!..- Повзло извлек из свертка огромную вяленую рыбину.
Тут приступ хохота сразил Зудинцева. Сквозь смех он выговорил:
– Ерш! Беломорский! Вкуснотища-а!
И я, бормоча проклятия, выбежал из кабинета. А вдогонку мне несся голос Соболина:
– Лех, если ты за пивом - мне светлого, банки три!
***
Понедельник был ужасен. Спать в эту ночь я не мог, и, несмотря на грязные намеки Горностаевой, оборвавшей мне телефон, я провел ее в самых злачных местах Петербурга, пытаясь нащупать следы этого поганца. Первым делом я оторвался на ничего не понимающем Будде. После нескольких оскорблений действием, которые я ему незамедлительно нанес, он сказал мне все, что знал. Знал он, как выяснилось, только то, что Ерш был в некотором роде звездой преступного мира и легендой Невского проспекта одновременно. И что он недавно вышел после отсидки.
Проститутка Гортензия, которая в этот вечер была на больничном, то есть отходила после бурно проведенной ночи в забегаловке на "Ланской", встретила меня ласково и тоже сказала все, что могла.
К сожалению, ничего членораздельного (как бы сомнительно это ни звучало по отношению к проститутке) я не услышал - она уже основательно догналась по старым дрожжам. Поэтому мне пришлось ограничиться двумя ударами в морду ее сутенеру, который предложил мне "пройтись в туалет с этой леди", и уйти ни с чем. Исключая легкое моральное удовлетворение и нытье в правом кулаке.
С утра, обложившись архивными документами и чашками с холодным кофе, я сидел за своим столом. Первой появилась Лукошкина.
– Что?- несколько истерично поинтересовался я.
– Леша, мне завтра в Москву лететь - давай деньги на билеты!
– Анечка, сейчас нет,- сдерживаясь изо всех сил, проговорил я.- Заплати из своих, я потом компенсирую.
– Ну-у, начинается... Пусть Обнорский с тобой разбирается.
Дверь закрылась, и я попытался погрузиться в документы, но тут же зашел наш ловец малолеток.
– Скрипка,- решительно сказал Каширин,- гони деньги на агентессу - в "Прибалтийской" серьезное дело наклевывается...
Не поднимая головы, чтоб не убить его одним взглядом, я тихо сказал:
– Денег
– Щас!.. Может, мне ее в "Макдоналдсе" гамбургером угостить? Это же такая женщина, Леха...
– Нету!!!- проревел я и схватился за бюст Дзержинского.
– Все,- оскорбился Родик.- Срываешь операцию. Высылаю Обнорскому "молнию".
Я вскочил и, подбежав к двери, попытался ее запереть, но не успел - в кабинет вплыла Железняк, и, конечно же, с самым решительным видом.
– Замок чинишь?- поинтересовалась она.- Меня Глеб прислал сказать, что бумага кончается и картридж...
– Знаю!!!- заорал я так, что задрожали стекла.- Все знаю! И картридж, и мыло, и агенты, и понос, и золотуха - НЕТУ! Нету у меня денег!
Возможно, я был вне себя, но потомка революционного матроса это не тронуло, и она пожала плечами:
– А кому сейчас легко? Короче, он сказал, что Обнорский...
Ее речь прервал мой демонический хохот:
– Меня поставит к стенке! Но не расстреляет!!!- Я выпихнул ее из кабинета.- Потому что денег на патроны у меня нету! И все!
Я вновь стал запирать дверь, но ключ, естественно, заело. И когда раздался стук, я просто залез под стол. По безукоризненным австрийским туфлям, я понял, что пришла Агеева.
– Лешенька? Ау?- сказали австрийские туфли и подошли к столу. По тому, как напряглись их острые носки, я понял, что Марина Борисовна смотрит на меня сверху. Я затравленно посмотрел на нее снизу вверх, а что мне еще оставалось?
– Лешенька,- продолжала она как ни в чем не бывало.- Ты просил досье на некоего Ерша. Вот все, что есть - но крайне мало.
Я облегченно вздохнул и стал вылезать.
– И еще я хотела тебе посоветовать обратиться к Валечке Горностаевой,добавила Агеева.- Она у нас большой спец по всевозможным кидалам.
Она пошла к дверям, и я подумал, что ради этой последней фразы она и приходила. Марина Борисовна ужасно любит поправлять наши с Горностаевой отношения. Хотя...
– Хотя вряд ли она станет тебе помогать,- донеслось от дверей.
– Почему это?
– Ну насколько я понимаю, ваши отношения в последнее время... То она у тебя курит в неположенном месте, то звонит в неправильное время... Ты же у нас непримиримый.
– Я?!- искренне изумился я.- Да я сама доброта и отзывчивость, если хотите знать!
Агеева тонко усмехнулась.
– Тогда Лешенька, будь добр, выдай мне под отчет рублей триста - мне фотобумага нужна для принтера...
– Убью...- только и смог произнести я.
– Что и требовалось доказать,- хихикнула она, выходя.
***
В квартире у Валентины я был впервые. На кухне - тем более. И ощущения у меня были, прямо скажем, не самые приятные. Впрочем, все было чистенько никаких там лифчиков и трусиков на веревке под потолком, кормушек для котов и пятен на холодильнике. Меня смущала атмосфера назревающего скандала. Горностаева кормила ребенка. Из кое-каких прозвучавших в разговоре фактов я сделал вывод, что девочка была не ее. Насколько я разбираюсь в детях, ей было года четыре, хотя взгляд у нее был мудрый не по годам. Горностаева пихала ей в рот кашу и кричала в коридор: