Дело о заикающемся троцкисте (Агентство 'Золотая пуля' - Сборник новелл)

Константинов Андрей Дмитриевич

– Хто?! Шо надо? Я не одета!

Из-за двери доносится благородный баритон Ерша.

– Пожалуйста, откройте, это из риэлтерской конторы.

– Из ри... А, шоб вас повыкидывало...- Девица открывает дверь.

Перед ней - Ерш. Он в образе этакого профессора - золотые очки, "дипломат", "бабочка", костюм.

– Здравствуйте, барышня, а где хозяйка?

– Яка хозяйка?! На три дни я тута хозяйка!- Девица обдает Ерша таким плотным ароматом дешевых духов, что он закашливается, чуть не утыкаясь носом в огромную грудь.

– Понимаю.

Снимаете, значит. А, простите, регистрация у вас есть?

– Есть у меня и регистрация, и комбинация, и шо надо есть усе! В чем дело?

Ерш неотразимо улыбается и мягко спрашивает:

– Не позволите ли пройти?

– А на шо?- вовсе не мягко интересуется девица.

Ерш улыбается просто обворожительно:

– Есть деловое предложение.

– А лапать не полезешь?

– Что?!- благородное негодование Ерша не знает границ, но девица уже посторонилась и бормочет, впуская его в квартиру:

– Ну заходьте, раз предложение, тока недолго. Заходят такие, юбку на голову, и привет...

Комната, в которой еще недавно Скрипка готовился к боевому задержанию наркодилера, выглядит все так же, только в ней прибавилось клеенчатых тюков. Повсюду разбросаны женские вещи. Ерш сидит там, где сидел Скрипка, и нервно постукивает- пальцами по шлему всадника.

Девица тем временем бегает по комнате, собирая вещи.

– Ни за Боже мой!- верещит она.- Ты шо, мне ключи бабке сдавать - она ж меня в милицию... Ни-ни, ни Боже мой!

– Эх, жаль времени нет...- шипит Ерш.

– Чего шепчете, не слышу?- Девица останавливается над ним, и ему снова становится дурно от удушающего аромата.

– Тысяча долларов,- тихо цедит Ерш.

– Щас!- к его немалому удивлению саркастически восклицает девица.- В тюрьму за тыщу долларов! Шли бы вы отсюдова, дядечка, а то мой хахаль вернется, тай годи...

Три тысячи. Сейчас,- дурея, говорит Ерш.

Девица, охнув, садится рядом и, помолчав, почему-то шепчет:

– Не. Я женщина честная. Не просите. Ни за Боже мой...

– Пять,- не веря, что он это говорит, произносит Ерш.- Пять тысяч, раз честная!

Он достает из кармана пачку долларов, помахивает ей.

– Ну! Чертова дура!!!

Лицо девицы перекашивается, она хватает деньги и сует их в лифчик.

– Ох. Прости меня грешную...- быстро бормочет она.- Забирай эту халабуду и чеши, пока не передумала! Нет, погодь!

Она лихорадочно достает деньги и начинает пересчитывать, шевеля губами.

– Забирай!

Ерш криво усмехается и встает. Снимает какую-то простыню с кресла, начинает заворачивать скульптуру. Скашивает глаза и видит, что девица отошла к серванту - одной рукой она судорожно сжимает ворот футболки, в другой дрожит увесистый молоток.

– Ты чего?- тяжело дыша, спрашивает Ерш.

– Двигай, двигай! Знаем мы таких!

Ерш с усилием подхватывает всадника и несет к выходу.

***

Нигде в Питере так не чувствуется красота белых ночей, как на Исаакиевской площади. Есть в ней такое, что ничем не

испортишь, не испоганишь... Я смотрел на Ерша, выходящего из дверей "Астории", сопровождаемого недоуменными взглядами швейцаров, вспотевшего и несчастного. На руках его безучастно покоился завернутый в простыню бронзовый всадник, стоимостью больше миллиона долларов, которого он явно удерживал из последних сил. Он шел так беспомощно, ища, куда бы прислониться... Мне стало жалко его - бедного уставшего кидалу, который даже не в силах испортить мое впечатление от этой дивной ночи... Поэтому, мимо него, беззаботно посвистывая, и прошел ковбой Мальборо.

Ерш оглянулся и воспрял. Не обращая внимания на протест швейцара, он поставил всадника рядом с ним и бросился вдогонку.

– Мистер!- силясь отдышаться, прохрипел он.

И тут, несмотря на дырку в джинсах, ковбой эффектно повернулся и снял шляпу. А заодно и очки. Ерш отшатнулся, и я почувствовал, что полностью удовлетворен.

– Один-один,- ласково сказал я.- Вы ко мне, товарищ полковник? По делу, или как? Вам что, нехорошо?

Ерш молча вытер пот и пошел через сквер, к Исаакиевскому собору. Швейцар звал его, но он не остановился. Он шел, ускоряя шаг, прямо по газону и притормозил лишь на секунду, когда мирно сидящая на скамеечке Горностаева приветливо сказала:

– Здоровеньки булы!

Ерш вздрогнул, но потом ухмыльнулся и, покачав головой, пошел дальше. А я подсел к Горностаевой.

– Валюшка, ты - гений!- искренне сказал я.

– Валюшка?!- изумленно переспросила Горностаева.- Скрипка, не пугай меня!

– Ладно...

Я достал из кармана деньги, и отсчитал сто долларов.

– В чем дело, Скрипка, это же казенные?- грозно спросила моя гениальная подруга.

– Во-первых, бабке за квартиру и эту бронзовую дрянь, во-вторых, Вовчику за лимузин...- подумав, я отсчитал еще триста.- И в-третьих... Валь, ты когда-нибудь бывала в пятизвездочном "люксе"?

– Это же казенные!- неуверенно повторила Горностаева.

– Вечером Обнорский приезжает,- беззаботно сказал я.- Стрельну у него до зарплаты. Потом компенсирую. На штрафах за курение в неположенных местах...

– Кого же ты собираешься штрафовать?

И хотя мы уже вовсю целовались, я довольно четко произнес:

– Тебя.

***

– "...Полковник, он же Палтус, с усилием подхватывает всадника и несет к выходу",- дочитав, я сложил листочки в папку и допил остывший кофе. Горностаева в соседнем кресле нервно кашлянула.

Взгляд раскинувшегося на своем любимом диванчике Обнорского ровным счетом ничего не выражал.

– Чушь,- сказал он безразлично.- Для нашего сборника "Все в АЖУРе" это не годится, даже если кто-нибудь это отредактирует. Твой герой, Леша, которого вы с Валентиной так находчиво назвали Контрабасом, выглядит конченым кретином, которого не то что в Агентстве - его даже в "Ленинских искрах" держать бы не стали. Да и история абсолютно невероятная. Вы бы хоть со Спозаранником посоветовались.