Дело об убийстве маркиза де Лианкура

Куницына Лариса

Он нехотя поднялся на высокое крыльцо, подошёл к двери и, подняв руку, какое-то время стоял в раздумьях, но всё-таки постучал. Дверь отворилась почти сразу, и он вошёл в тёмный холл. Дверь закрылась, и почему-то показалась ему плитой склепа, а этот звук прозвучал безнадёжнее, чем тот, с которым не так давно захлопнулась за ним дверь тюремной камеры.

Он обернулся и увидел позади горбуна, который смотрел на него снизу вверх, ожидая, что он скажет.

— Мне нужно увидеть твоего хозяина, — произнёс Марк, снимая перчатки.

— Идёмте со мной, — поклонился Густав и жестом указал на лестницу, ведущую на второй этаж.

Поднимаясь по ней, Марк

прислушивался, и ему показалось, что в дальнем конце галереи раздаются приглушённые голоса, но потом снова стало тихо, и он уже не был уверен, слышал ли он их или ему это только послышалось.

Горбун привёл его в небольшую гостиную, обставленную дорогой мебелью из красного дерева с тёмной бархатной обивкой. Камин был растоплен и возле него в кресле сидел Аргент, сумрачно смотревший в огонь. Однако, увидев на пороге гостя, он оживился.

— Марк! — воскликнул он. — Наконец-то! Ты напугал меня, друг мой, так внезапно исчезнув! Я опасался, что с тобой что-то случилось.

— Что же со мной могло случиться? — спросил тот, сунув перчатки за пояс, и подошёл к свободному креслу, стоявшему напротив.

— Иногда под действием трав, добавленных в бальзам, которым я смазал твои раны, люди становятся подвержены лунатизму. Я опасался, что ты вышел из дома, не слишком осознавая, что с тобой происходит.

— Нет, к тому моменту я уже прекрасно всё понимал, и мой уход был вполне осознанным.

— И всё же ты был не в том состоянии, чтоб бродить по городу. Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо. У меня есть свои секреты, — и Марк невольно опустил руку на подсумок, где находилась фляжка с последней порцией эликсира Ли Джин Хо.

— Что ж, тебе виднее, — пожал плечами Аргент и поднялся. — Хочешь вина?

Он направился к столу, где стояли кубки и кувшин.

— Нет, вряд ли мне стоит пить что-то в этом доме.

Аргент обернулся и с удивлением взглянул на него.

— О чём ты?

Марк какое-то время вглядывался в его лицо, а потом заметил:

— Я должен извиниться, ваше высочество, что не узнал вас сразу. В маске вы выглядите гораздо старше.

Аргент хлопнул ресницами и неловко улыбнулся:

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что я пришёл к Чёрному лорду и благодарен за то, что вы дали мне аудиенцию, — ответил Марк и, поднявшись, отвесил церемонный поклон, после чего сел обратно.

Аргент рассмеялся.

— То есть ты полагаешь, что я и есть Чёрный лорд? Это конечно честь для меня, но ты ошибаешься!

— Нет, я в этом совершенно уверен, вы дали мне слишком много подсказок, чтоб я мог сомневаться в своём выводе.

— Послушай, — произнёс алхимик, — ты же помнишь, кто такой Чёрный лорд? Он родной сын короля из рода Монморанси. Ты знаешь, как выглядят принцы Монморанси? И теперь посмотри на меня!

Он раскинул руки, словно приглашая рассмотреть его получше.

— Принцы тоже бывали разные, — произнёс Марк, открывая свой подсумок и доставая оттуда книгу. — Считалось, что король Генрих искоренил саму память о принцах Филиппе и Себастьяне, когда велел уничтожить все записи, летописи и книги о них. Но он не мог уничтожить подобные источники в луаре Синего Грифона. Вот книга, написанная бароном Лодуаром, алкорским посланником при дворе короля Алфреда. Он в своём повествовании уделил особое внимание описанию внешности всех трёх принцев, и если Филипп и Анри, как и положено принцам Монморанси, при высоком росте отличались крепким телосложением, были скуластыми и голубоглазыми красавцами с тёмно-рыжими локонами, то их младший брат

был совсем иным. Здесь написано, что он с детства имел хрупкое телосложение и слабое здоровье, которое ещё более ухудшилось после его участия в военном походе Анри. Однако он тоже был красавцем, хоть и другого рода. Его узкое лицо было бледным, как туман, волосы и глаза черны, как ночь, к тому же у него были длинные широкие брови, которые не только не делали его лицо грубым, но и придавали ему выражение некоторой чувствительности. Очень выразительный портрет, не так ли? Он словно списан с вас.

Марк бросил книгу на сидение соседнего кресла и посмотрел на Аргента. Тот больше не улыбался. Его лицо стало непроницаемым, а глаза смотрели холодно.

— Надеюсь, ты понимаешь, что подобное открытие может стоить тебе жизни? — поинтересовался он, возвращаясь к камину.

Взяв книгу, он быстро пролистал её и вознамерился бросить в огонь, но Марк остановил его.

— Не делайте этого, мой лорд. Это бесполезно, поскольку это не единственный экземпляр. К тому же в ней есть много интересного, но нет вашего словесного портрета. Я солгал, чтоб заставить вас раскрыться.

— Мерзавец, — проворчал Аргент и, положив книгу на каминную полку, сел. — Значит, ты меня узнал. И где ж я ошибся? За все эти годы ты первый, кто смог и осмелился меня разоблачить.

— Большинство ваших знакомых даже не слышали о мятежных принцах, да и кто бы поверил, что один из них до сих пор жив. Меня же судьба помимо моей воли вовлекла в эти события и заставила заглянуть за давно опущенный занавес. Я знало вас, а потом, внимательно наблюдая за Аргентом, понял, что он — это вы.

— Может, поделишься со мной своими открытиями?

— Почему бы и нет, — пожал плечами Марк. — Первая догадка у меня мелькнула в «Сломанном колесе», когда вы зашивали мои раны. Я хорошо рассмотрел ваши руки. Они слишком ухожены и изящны для алхимика. Они белые и мягкие, с нежной кожей и отполированными ногтями. Я видел руки алхимиков, покрытые шрамами и ожогами, потому что они работают с огнём, расплавленным металлом и едкими веществами. В иной ситуации я бы решил, что этот человек лишь выдаёт себя за алхимика, но нет, я получил уже достаточно доказательств того, что вы всерьёз занимаетесь алхимией. И тогда я подумал, что, может быть, все раны и ожоги у него быстро заживают, не оставляя следов. И это было бы не таким уж чудом, по сравнению с тем, что он прожил несколько веков.

— Что было потом? — поинтересовался Аргент. — Ведь ты не ограничился такой малостью для столь далеко идущих выводов.

— Потом вы меня отравили. Именно, помятуя об этом, я не хочу пить ваше вино. Только вы могли подсыпать мне в кубок яд в таверне. Ни Рикару, ни мальчику, спасшему меня, это было ни к чему, к тому же яд — не их оружие. Это сделали вы, когда отвлекли меня от стола, сказав, что за дверью кто-то есть. Когда яд начал действовать, я сперва решил, что это следствие потери крови и опьянения, а вы убеждали меня в том, что это действие бальзама. Но это всё было не то. Я не пьяница, но мне приходилось напиваться, я много раз был ранен и терял много крови. Ощущения были совсем другими. А бальзам… нанесённый на тщательно зашитую рану он не мог вызвать подобного действия. И вы упустили из виду, что я сыщик, и в силу своих служебных обязанностей много раз сталкивался с отравлениями. То, что я чувствовал, было именно симптомами отравления ядом, но я не мог бы сказать, каким именно, однако, вы вскоре безошибочно подобрали противоядие, то есть знали, чем именно я отравлен.