Дело об украденном саркофаге
Шрифт:
Пораженный Этана отскочил в сторону, опрокинув кресло, немедленно принявшее форму пирамидки. Адвокат вжался в стенку, что же до Баалат-Гебал, то старуха издала восхищенный вопль и с силой ударила по плечу свою соседку. Госпожа Ингурсаг, видимо, имевшая больше опыта в отношении судебной магии, сидела неподвижно. Глаза ее были устремлены на белесый кокон, в котором слабо угадывались очертания человеческой фигуры.
Через несколько мгновений, показавшихся чрезвычайно долгими всем участникам сцены, в том числе и самому детективу, кокон начал таять. Ницан произнес нараспев несколько слов на староаккадском наречии.
Госпожа Ингурсаг медленно поднялась со своего места.
Внешность миллионера претерпела
Он и сам казался ошеломленным. Серо-стальные глаза не отрываясь смотрели на одного человека в кабинете – верховную жрицу Восточного Дома Иштар.
– Вы знакомы, не так ли? – обратился Ницан к госпоже Ингурсаг. – Узнаете ли своего сына Зуэна, высокая госпожа?
– Да... – прошептала жрица. – Зуэн... Мой сын... Наш сын...
Выражение лица лже-Шульги, до того жесткое и чуть презрительное, при этих словах на мгновение смягчилось.
Дверь распахнулась. В кабинет заглянула перепуганная секретарша. Не узнав того, кто сидел в кресле, она обратилась к Этане:
– Господин Этана... Там... там полиция...
– Быстро, – удовлетворенно заметил Ницан, спешно убирая незаконный жезл. – Молодец Лугальбанда, по двум словам все понял.
Через мгновение кабинет заполнили полицейские во главе с Лугальбандой и следователем Шамашем. Зуэну было предъявлено обвинение в предумышленном убийстве. Он не проронил ни слова и ни на кого не взглянул – за все время, пока полицейские осматривали кабинет. По указанию Шамаша он так же молча вышел.
Лугальбанда делал вид, что незнаком с сидевшим в уголке Ницаном. Только уже уходя он подмигнул детективу.
Ницан окинул усталым взглядом оставшихся в кабинете. Этана и Ингурсаг словно онемели – столь стремительно все произошло. Адвокат изо всех сил стремился держаться равнодушно. Баалат-Гебал вяло поаплодировала.
– Вы выполнили обещанное, – пробасила она. – Вино за мной. Это было изумительное зрелище. Непременно напишу Шошане, – язвительно добавила она. – Думаю, она перестанет так волноваться о судьбе этого сукина сына... – тут она спохватилась, накрыла лапой безвольную руку верховной жрицы и сказала, словно оправдываясь, – Навузардан, конечно, был еще большим сукиным сыном. Вот Пилесера мне действительно жаль. Этана, тебе предстоит позаботиться о его семье. Где они, кстати?
– На Тростниковом море, – механически ответил новый владелец «Дома Шульги». И обращаясь к Ницану, произнес: – Надеюсь, вы нам расскажете, что же все-таки произошло.
– Я подозревал Зуэна – не его одного, разумеется, – но никак не мог взять в толк – где он и как действует? Я полагал, что у него где-то здесь, в семье есть сообщник. Так я думал вплоть до... – он хотел было упомянуть смирно сидевшего в кармане Умника, но передумал. – Обнаружив мага Лугаль-Загесси мертвым, я попытался провести сеанс некромагии. В результате убитый на короткое мгновение пришел в себя и произнес несколько слов. Точнее, два слова, поначалу неверно мной истолкованные. Он сказал: «Косметика Иштар». Я подумал, что речь идет об одной из фирм, входящих в «Дом Шульги» и даже на какой-то момент заподозрил управляющего фирмы, присутствующего здесь Этану Шульги в причастности к преступлению.
– Что за ерунда? – возмущенно воскликнул Этана. – Как прикажете вас понимать?!
– Успокойтесь, господин Этана, я ведь сказал – на какой-то момент. К счастью, я в конце концов вспомнил, что «Косметика Иштар» – не только название фирмы. Точно так же называется искусство изменения внешности. Верно, госпожа Ингурсаг?
– Комплекс снадобий и заклинаний, способный менять внешность человека, мы называем косметикой Иштар, – ответила верховная
– Совершенно верно. Так вот: ваш сын в детстве интересовался этим искусством, не так ли?
– Да, однажды он предстал передо мной этаким великаном, – улыбнулась Ингурсаг. – В другой раз – старухой. Он оказался очень способным мальчиком.
– Вот-вот. Ваш сын воспользовался приемами «косметики Иштар», чтобы, оказавшись в роли личного секретаря Навузардана Шульги, не привлечь случайного внимания кого-нибудь из старых знакомых. А затем с тем же успехом принял облик настоящего Пилесера Шульги. Которого, увы, чем-то опоил и отнес в доки... Затем заманил туда лиллу – это достаточно просто: сам он всегда носил оберег от демонов, а вот со своей беспомощной жертвы все амулеты снял. Привести туда чудовище – не проблема. Зато после нападения лиллу уже никто и никогда не сумел бы опознать несчастного Пилесера – кроме самого Зуэна. В полиции он просто подтвердил, что – да, погибший – его секретарь. Опровергнуть его никто не мог. Он полагал, что этим все и закончится. Но меня кое-что смущало – например, то, что Цадок не был похож на Зуэна, а, следовательно, преступников должно было быть по меньшей мере двое. В тот момент я не догадывался об истинном положении вещей. Плюс к тому у меня появились смутные подозрения относительно связи между изменением завещания и смертью Навузардана Шульги. Смутные-смутные, – повторил Навузардан. – Даже скорее тень подозрений. Просто я их высказал вслух лже-Пилесеру. Вот тут-то он снова заволновался и решил избавиться от меня – тем же способом, каким избавился от настоящего Пилесера. Отправил по моему следу все ту же лиллу. Сделал это с помощью меченных монет, переданных мне в качестве компенсации, – детектив выложил на стол продолговатый сверток. – Кстати, – он обратился к госпоже Ингурсаг, с каждым услышанным словом становившейся все более дряхлой, – знакомство с лиллу тоже относится к времени его жизни в Доме Иштар.
Она опустила голову, ничего не отвечая. Неожиданно подал голос адвокат.
– Как я понимаю, завещание изменил не Навузардан, а сам Зуэн? – спросил он.
– Конечно. Он пришел к вам ночью – потому что уже знал, что на следующий день Навузардан умрет. Ему нужно было, чтобы все получил Пилесер. То бишь, он сам в облике Пилесера. Он вовсе не собирался делиться с господином Этаной.
– Ну хорошо, но как вы догадались, что он не Пилесер? – нетерпеливо спросил Этана.
Ницан некоторое время колебался – не рассказать ли им о том, что настоящий Пилесер Шульги не видел рапаитов, а вот поддельный – видел. Но потом решил, что повествование об Умнике не придаст ему солидности в глазах нового хозяина «Дома Шульги».
– Будем считать это моим профессиональным секретом, – Ницан поднялся. – Мне пора. Надеюсь, господин Этана, вы будете хорошим президентом компании. Что же до вас, госпожа Ингурсаг, – он повернулся к верховной жрице, все еще сидевшей неподвижно, – право, я очень сожалею, что преступником оказался именно ваш сын.
– Я любила Навузардана, – мертвым голосом сказала старуха, в которой с трудом угадывалась прежняя верховная жрица. – Это был единственный человек, которого я действительно любила.
Ницан подумал, что возможно эта любовь и оказалась истинной или, во всяком случае, основной причиной преступления: «Уязвленное самолюбие и сыновняя ревность. Любовь к матери и ненависть к отцу. Плюс желание разбогатеть. Зависть. Опасная смесь, весьма опасная». Вслух об этом говорить не стал. Отвесил общий поклон, вышел на улицу.
– Умник, – сказал он высунувшемуся из кармана рапаиту, – теперь-то мы с тобой точно поедем на Тростниковое море. Послушай, а у тебя там, в Изнанке Мира подружки нет? Могли бы завеяться вчетвером – ты, она, я и Нурсаг. А?