Дело одинокой канарейки

Дельвиг Полина Александровна

Здоровый, крепкий мужчина вынырнул откуда-то из темноты и, не включая свет, стал возиться с ключами, пытаясь открыть замок. Только войдя в подъезд, он включил свет, воровато оглянулся и быстро поднялся по лестнице.

Лозенко посмотрел на часы: надо дать Белову минут двадцать-тридцать: пусть придет в себя с дороги, умоется, переоденется, а потом уже можно и в гости напрашиваться.

Через полчаса Герман неторопливо, словно прогуливаясь, подошел к стеклянной двери подъезда, на которой, казалось, знал уже каждое пятнышко, отыскал фамилию Beloff и нажал кнопку. Однако

ожидаемого звука зуммера не послышалось. Микрофон переговорного устройства был глух. Герман удивился и для верности несколько раз подергал ручку двери, но та оставалась закрытой. «Может, не услышал?» – подумал Лозенко и еще раз уперся пальцем в кнопку звонка. Потом еще раз и еще... Тишина. «Может, не работает сам звонок?» – решил Герман и достал телефон. На пятом гудке включился автоответчик.

«Вот так номер. Выходит, господин Белов ни с кем общаться не собирается. Это плохо. Очень плохо».

Однако отступление не входило в планы Лозенко – слишком большие деньги были поставлены на кон. Он отошел в тень дерева и стал дожидаться, пока кто-нибудь из жильцов откроет дверь. Минут через пятнадцать вспыхнул свет, и за стеклянной стеной показалась пожилая дама в брючном костюме, ведущая на поводке маленькую серебристую собачку. Герман дождался, пока дама откроет дверь, и шагнул ей навстречу с обворожительной улыбкой.

– Добрый вечер, мадам, – на чистейшем французском языке поздоровался он и предупредительно придержал дверь.

– Добрый вечер, месье. О, благодарю вас! – Старушка окинула Германа внимательным взглядом, но ничего не спросила. – Скорее, Мими, скорее, не задерживай месье.

Лозенко подождал, пока они пройдут, и, слегка поклонившись на прощание, зашел в подъезд. Лифта в доме не было, и он стал быстро подниматься по лестнице, следя за номерами квартир. Нужная дверь находилась на третьем этаже и, к его немалому удивлению, оказалась железной. Наверное, это была единственная железная дверь в Бельгии, если не считать банковских учреждений.

Нажав круглую кнопку звонка, Герман прислушался. Очень тихо, еле слышно прозвучала мелодичная трель. Значит, звонок работал. Однако дверь по-прежнему оставалась закрытой. Тогда гость вдавил кнопку и не отпускал до тех пор, пока в квартире не послышалось глухое металлическое лязганье. Скрипнули дверные петли, и Лозенко уже готов был улыбнуться, но услышал грубый голос:

– Кто там?

Очевидно, в квартире была еще одна, внутренняя, дверь.

– Добрый день, месье. Я представитель российского телевидения, – как можно спокойнее ответил Лозенко. – Могу я говорить с месье Беловым?

За дверью послышался шорох. Скорее всего стоящий по ту сторону, пытался получше рассмотреть незваного гостя в глазок.

– Месье, вы слышите меня?

Тишина.

«Вот идиот», – обозлился Герман, не зная, как поступить дальше.

– Послушайте, месье, я ухожу, но если господина Белова заинтересует возможность заработать, выступив в...

Дверь неожиданно распахнулась, и здоровенный амбал в буквальном смысле слова втащил Лозенко в узкую прихожую.

– Тебе чего тут надо? – В лицо пахнуло пивным перегаром. – Тебя кто прислал?

Герману

стало нехорошо. Он ненавидел грубую силу – в детстве ему здорово доставалось от сверстников, и он до сих пор помнил состояние унизительной беспомощности, когда какая-нибудь свинья подходит к тебе и изо всех сил бьет по лицу. Нет, его не пугала сама драка, просто он ненавидел радость соперника, успевшего ударить первым. Поэтому тогда же, еще в детстве, Лозенко вывел для себя одно правило: при первых признаках опасности бить первым, не важно, что за это достанется еще сильнее: тот, кто бьет первым, впоследствии не чувствует себя униженным.

Но, к сожалению, сейчас все выглядело несколько сложнее, чем в детстве. Бить первым представителю российского телевидения вроде как негоже, к тому же этот боров запросто пришибет его одним ударом.

Белов, в свою очередь, видя, что предполагаемый противник ничего предпринимать не намерен, немного успокоился. Он быстро выглянул на площадку, убедился, что там больше никого нет, и захлопнул стальную дверь.

– Может, вы наконец отпустите меня? – стараясь говорить как можно спокойнее, спросил Герман. – В таком подвешенном состоянии мне тяжело разговаривать. К тому же вы видите – я вешу меньше вас в два раза.

После небольшого колебания Белов решил отпустить его, но тут же ухватил снова, потащил на кухню и буквально швырнул в плетеное кресло.

Герман, сохраняя достоинство, поправил помятый воротник. Затем уселся в кресле как можно удобнее и, делая вид, что ничего не произошло, огляделся. Типичная французская кухня – светлая, легкомысленная и очень чистенькая. Лозенко так устал от неустроенности своих бывших сограждан, тех, с кем ему приходилось общаться, что был даже готов простить хозяину «начало разговора».

Тем временем Белов опустил жалюзи, ногой подвинул к себе табуретку, уселся и, постукивая кулаком о кулак, наклонился вперед.

– Говори быстро, кто тебя прислал.

Герман вежливо улыбнулся.

– Если позволите, я буду говорить медленно. Я хочу, чтобы вы успели уяснить как минимум две вещи. Первое: мне нужен господин Белов, а не вы. Второе: думаю, вы меня явно с кем-то перепутали. И чтобы не нервировать вас лишний раз, предлагаю просунуть руку во внутренний карман моего пиджака – там документы.

Амбал молча сунул руку в его карман. Достав документы, дважды их перечитал и даже посмотрел на свет.

– Я и есть Белов, – наконец сказал он. – Чего надо?

– Вы?! – Лозенко без труда изобразил удивление. Представить себе этого монстра некогда успешным адвокатом было трудно.

2

Белов рос спокойным, скромным мальчиком, немного странным, но добрым и неглупым. В детстве начитавшись книжек о разведчиках, он твердо решил поступать в военное училище, но не получилось – не прошел медкомиссию. И некому тогда было интересоваться: а почему? Ведь с виду парень был косая сажень в плечах, никогда ничем не болел. Однако Валера почти не расстроился и подал документы в юридический институт. Как детдомовец он был зачислен без экзаменов.