Дело огня

Ян Александр

— Разве эти женщины не работали на вас до рождения детей? — Асахина вскинул голову. — Или я должен поклониться вам в ноги?

— Что вы, что вы, такого позора я не переживу! — Синдо согнулся. — Так и быть, сегодня по случаю визита господ из столицы у всех матерей будет выходной. Прикажете отпустить с работ и детей?

— А много их у вас занято? И где?

— Сбор опилок, обработка сучьев, щепок, работа по кухне, уборка. У нас не бездельничают.

— Я вижу, — Асахина кивнул на метущую двор у барака девочку, которая была меньше своей метлы.

— Мне казалось, что наш подход должен бы встретить одобрение в столице.

— В столице, —

спокойно сказал инспектор, — полагают, что нам придется много строить и, может быть, очень много воевать. А голодные, забитые люди — плохие работники и еще худшие солдаты.

— Голодные? Что вы, они питаются лучше, чем в собственных деревнях, или откуда они там сбежали. Скот должен быть покорен и сыт. Не верите? Хотите, пройдем на кухню?

— Да, пожалуй, — согласился Асахина. Проходя мимо девочки с метлой, остановился, присел перед ней на корточки и заглянул в лицо. Потом посмотрел на ноги — из под короткого кимоно торчали коленки. Лодыжки были в продолговатых синяках. Девочка, вцепившись в метлу, замерла от ужаса.

— Сделайте выходной для всех детей младше десяти лет, господин Синдо, — попросил Асахина.

— Для вас все что угодно — но это замедлит обед. Мне некем заменить кухонных рабочих.

— Хорошо, отпустите поварят после обеда, — инженер вздохнул.

Какой интересный сдвиг. Вряд ли это мысли самого господина Синдо. «Скот должен быть покорен и сыт» — это даже не китайское, пожалуй, это кое у кого из заморских соседей считают, что в покорности людей может надежно держать только неослабевающий панический страх… Хотелось бы знать, так думают в компании Мияги — или в другом месте?

Но насчет «сыт» господин Синдо не соврал — на кухне поварята сновали у больших котлов с рисом. Неочищенным — но рисом. Не ячменем, не просом. Учитывая, что визита все-таки ждали, это могло быть и представлением на публику — но Сайто отметил, что истощенными рабочие действительно не выглядели. Две старухи чистили дайкон, мелюзга подбрасывала под котлы щепки и хворост, девочки постарше разделывали рыбу.

Нет, это не для инспекции — все двигаются слишком привычно, не очень замечая то, что делают. Здесь действительно готовят примерно такие объемы еды. И, может быть, их хватает. Тут все зависит от того, кто и как эту еду распределяет.

— У нас не воруют, — словно уловив его мысли, сказал Синдо. — Каждый рабочий получает не меньше ста моммэ в день. Посмотрите сюда, — он показал на забавный инструмент: весы, на одном коромысле которых была закреплена гирька, а на другом — железное кольцо. — Сюда вставляют чашку, и раздатчик наполняет ее до тех пор, пока она не перевесит. Все рассчитано заранее, и если после раздачи кому-то из рабочих не хватило или в котлах осталось больше одного кина — старший по кухне отвечает своей спиной. Поэтому никто не смеет обкрадывать компанию. Интересно, Асахина-сэнсэй, как бы вы добились такого эффекта без помощи палки?

Асахина улыбнулся.

— В школе, где я учился, была общая кухня. Помогать Аояме-сан считалось честью. Никто не крал — об этом невозможно было подумать. Я это запомнил. Почему бы вашим работникам не гордиться тем, что они — часть вашей компании?

Инспектор вспомнил рабочего у входа на станцию. Да, господин инженер и вправду много чему научился в школе.

Синдо снова расхохотался.

— Идемте смотреть перегонный цех, — сказал он.

Этот цех оказался еще одной преисподней на земле. Сайто ко всякому был привычен, но тут уж зажал нос рукой. Деревянный

барак продувался со всех сторон — и то не спасало: все рабочие ходили, обернув лица мокрыми тряпками. Креозотом даже не пахло — он прямо-таки бил в нос со всего плеча. Гудели, рычали, свистели непонятные барабаны. Стальные витые трубки разевали пасти, словно змеи, — и из пастей в подставленные бочки капал яд. Господин инженер, впрочем, оказался человеком привычным, да и управляющий даже не поморщился.

— Сколько длится смена? — спросил Асахина.

— Двенадцать часов, — отозвался Синдо. — Этот цех не останавливается.

— Почему не восемь? Уставшие люди не так внимательны.

— Наши люди всегда внимательны.

Руки рабочих там, где между рукавом и заскорузлыми перчатками виднелась кожа, покрывали язвы от ожогов и едких веществ. Сайто все-таки не выдержал, вышел за ворота, уступив дорогу вагонетке со свежей порцией угля. С этой стороны барака открывался вид на другой склон горы — и вверх, и вниз по склону уже была пустошь. Даже пни выкорчевали — видимо, из них тоже можно было натопить какое-то количество едучей дряни. Ветер сносил гнусные запахи вниз, в котловину — и земля, и воздух были здесь отравлены, искалечены, изнасилованы.

В пропиточном цеху Сайто уже ничему не удивлялся. Врытые в пол чугунные дуры в несколько человеческих ростов дышали жаром, а воняло здесь как и в перегонном. Синдо, тыкая пальцами в какие-то циферблаты, рассказывал Асахине, как температуру в котле поддерживают не ниже чем пять градусов до «точки вспышки», под каким давлением подают дрянь, которой пропитывается шпала, сколько коку [92] древесины и дегтя при этом идет в каждый котел. Сайто, ничего в этом не понимая, разглядывал суетящихся у вагонетки людей — одинаковых, закопченных, как хибати [93] , кукол с замотанными лицами и изъязвленными руками.

92

Коку — приблизительно 180 литров.

93

Хибати — жаровня.

Нужно будет, если останется время, узнать у господина инженера, что тут — промышленная норма, а что — местная инициатива. Потому что в будущем, похоже, полиции придется расчищать такого рода завалы чаще, чем хотелось бы.

— А что будет, — спросил он так, дабы не стоять столбом, — если жар поднимется выше этой… точки огня? Деготь и дерево загорятся?

— Да, — Синдо улыбнулся снисходительно. — Вы делаете успехи, поздравляю. И они не просто загорятся — от резкого расширения газов котел может разорвать. Вы заметили обсыпку вокруг барака? Это чтобы защитить все остальное от горячих осколков. Страшно даже представить, что будет, если парочка таких упадет в лес.

Они вышли наружу.

— Работники верят, что деревню Уэмура — о которой вам рассказывал машинист — сожгли тэнгу в отместку за то, что местные жители рубили лес в священном месте на горе Огамияма. После этого поселок выстроили в другом месте, и зовется он Кадзибаяси, «Горелый лес». Но я, как и вы, господа, не суеверен. Это место точно оправдывает свое название: мы жжем здесь лес, чтобы изменить лицо Японии. С вашей, господин Асахина, помощью.

Господин инспектор начал понимать тэнгу…