Дело Пентагона
Шрифт:
— Твой сын в больнице. Что ты собираешься теперь делать?
— Этого не должно было случиться! — орет Монацелли. От привычной сдержанности и холодности и следа не остается.
— Я предупреждал.
— Заткнись, Кристофер.
— Сдавайся, оставь Бабочек Шону Картеру. Пока твоему сыну не стало еще хуже.
— Нет. Я же говорил тебе, этот ублюдок ничего от меня не получит.
— Марко становится хуже из-за этого, ты…
— Я не оставлю Бабочек Шону Картеру! — орет он. — Марко вылечится.
— Марко не вылечится, пока ты не сдашься властям, Манфред.
— Бабочки — мое детище.
— Ты уничтожил
— Нет!
— Да! Сколько продержатся против властей твои хакеры? Марко пострадал. Новых программистов в такой ситуации не набрать. Сдавайся. Это конец.
— Нет, Крис. Никто не должен догадаться, что это был я. Я все восстановлю. Я смогу…
— Ты кого-нибудь кроме себя слушаешь?! — орет в ответ Кристофер.
— Не указывай мне, что делать!
На смену раздражению мужчины приходит усталый вздох.
— Хорошо. Отдай мне хотя бы карты. Ты знаешь, что я их спрячу надежно, а к тебе постучатся обязательно.
Вот вы все и узнали. Карты у Кристофера. Но кто такой Кристофер? Он забрал карты и закрыл в ящик, а затем избавился Монацелли и отдал Бабочек Шону. Зачем-то ему нужно было, чтобы трон занял именно Картер. Но если верить самому Шону, он с Кристофером с тех пор ни разу не общался. А теперь объясните мне, как я должна донести эту информацию до агентов, если сама в ней запуталась?!
Модуль для Шона я закончила, но не уверена, что смогу увидеть Картера и повести себя адекватно. Я несправедливо обвинила его и, разумеется, не признала своей ошибки. Это в принципе не моя сильная сторона, так что в данный момент я стою около двери бунгало, и подписываю конверт с диском, на который сохранила код. Не хочу видеть злые глаза Шона, протолкну конверт под дверь, уж, думаю, увидят. Но только я приседаю, дверь открывается, а на пороге Карина. Отлично.
— Ты что делаешь? — Ее тон мог бы и пингвинов заморозить. Класс. Она, конечно, временами пытается быть со мной милой, но, спорить могу, любит меня не больше, чем я ее. Просто чувствует себя виноватой и пытается выслужиться. И уж точно не ради меня этим занимается. Наверное, Пани даже воспринимает это как что-то вроде акта жертвенности. Она страдает и терпит ради успокоения собственной совести. Так она считает, я уверена.
— Собираюсь отдать диск с проектом Шону, — говорю я.
— Так ты поэтому ковыряешься у нас под дверью?
— Ты можешь просто его отдать? — начинаю раздражаться я.
— Легко, — улыбается она безмятежно, и как заорет: — Картер!
Вот грымза, ну ничего, она еще у меня получит! Карина даже не скрывает самодовольной улыбки, когда пытается пройти мимо. Шона, наверное, защищает. Знает, что мы поцапались. Будто Картеру нужно утешение, хаха! Вот ведь рыжая мегера! Я тоже смотрю ей в глаза и ослепительно улыбаюсь, на лице Пани появляется легкое недоумение (и правда, с чего это я такая радостная?), но уже в следующий момент ей все понятно. Да-да, в тот самый, когда Карина спотыкается о мою услужливо отставленную в сторону ногу и, считай, кубарем летит с лестницы крылечка бунгало. Боже, моя мечта сбылась. У моих ног сидит Пани, прическа растрепалась, глаза с два блюдца. Она не в состоянии поверить, что я посмела такое устроить. И чему их в России учат? Полагаю, на светских раутах ей редко ставят подножки, ну а я в детстве не раз разбивала таким образом коленки. По моему лицу расплывается
Пани, завидев его, краснеет, вскакивает и начинает спешно отряхиваться.
— Счастлива? — раздраженно спрашивает она, глядя на мои безуспешные попытки сдержать смех.
— Ты даже не представляешь насколько! — пропеваю я в ответ. — Всю жизнь бы смотрела на твое выражение лица. Но поскольку нам придется теперь вместе работать, предлагаю заключить вооруженное перемирие. Оно включает в себя следующий пункт: если блондинистая барби, — припоминаю я записанный на камеры разговор, а Пани еще сильнее краснеет. — Что-то говорит, к ее словам все-таки стоит прислушиваться, так на всякий случай. И не надо строить козни, потому что я девочка куда как больше, чем ты, а значит, царапаюсь я больнее. Толку, конечно, чуть, но оооочень неприятно. Так ты рада, что теперь будешь не единственной Бабочкой, которой по должности положено носить розовый бантик? Кстати, ты забыла меня поздравить.
Насладившись моими словами в полной мере, Шон, наконец-таки подает голос:
— Знакомься, Пани, это доктор Джоанна Конелл, какой ее знаю я.
Карина фыркает, разворачивается на каблуках и раздраженно швыряет сумку в бьюик Шона, а затем забирается на водительское сидение. У них на всех одна машина? Или только на двоих? Пока эта мысль не испортила мне настроение, поворачиваюсь к Картеру.
— Собственно, я принесла тебе коды.
Он даже глазом не моргает.
— Твои условия?
— Условия?
— Я сказал, что ты можешь за свою работу попросить вознаграждение.
— Не знаю. Мне надо подумать. Кстати… прости за Рим. — Вввввау, это было просто гениально коряво!
— Не бойся, Джоанна, я отходчивее тебя, — фыркает он и тут же меняет тему. — Ты уже что-нибудь придумала?
— Нет.
Он приближается ко мне и тихо говорит, так, чтобы Леклер не услышал.
— Нет? У тебя время истекает. Монацелли будет на Сицилии в честь окончания проекта, а это очень скоро. Тебе осталось только придумать правдоподобную легенду о том, как ты заполучила доказательства, исключая имя Картер. Так чего ты ждешь? Всю жизнь будешь над ней думать?
— Ты полагаешь, что на меня можно вывалить столько противоречивой информации и ждать, что я за какие-то двадцать четыре часа придумаю собственную версию для агентов ФБР?! — Мы стоим слишком близко, и я не могу оторвать взгляд от синеватой щетины на его подбородке, не вспоминать, как сильно обжигает кожу ее прикосновение. Я схожу с ума.
— Вообще-то да!
— Значит, я не настолько изобретательна!
— Так тогда чем издеваться над Пани, лучше иди и сделай что-нибудь полезное!
— Как же ваше заступничество друг на друга раздражает, — вскидываю я глаза.
— О, я знаю, — закатывает он глаза.
— Ты-то да, а Алекс? — ну вот не скажи я это, я была бы не я.
— Сделай три глубоких вдоха и успокойся, Джоанна. Или можем проверить, на сколько хватит терпения Леклера.
— Что? — удивленно моргаю я.
Он наклоняется ко мне, касается щекой моей шеи и скользит вверх, явно оставляя на коже красноватые царапины. Это больно, но так восхитительно запретно… как, блин, все, что относится к Шону Картеру в принципе! А он, тем временем, касается губами моего уха и шепчет: