Дело при Ляхово
Шрифт:
Давыдов писал, что переговоры о капитуляции начались вечером, а пленных уводили уже ночью. «Наступила ночь, мороз усилился; Ляхово пылало; войска наши, на коне, стояли по обеим сторонам дороги, по которой проходили обезоруженные французские войска, освещаемые отблеском пожара. Болтовня французов не умолкала: они ругали мороз, генерала своего, Россию, нас; но слова Фигнера: “Filez, filez’’ (Пошёл, пошёл) — покрывали их нескромные выражения. Наконец Ляхово очистилось, пленные отведены были в ближнюю деревеньку…» (вероятно, село Козлово). Французские офицеры определили время прекращения боя 16.30 вечера. Сдались на следующих условиях: «1) генерал и офицеры сохранят свои шпаги; 2) все чины сохранят свою собственность; 3) раненые будут отвезены в Можайский госпиталь. Пункты подписаны генералом бароном Ожеро и артиллерии капитаном Фигнером». {43}
43
ВУА. XIX. 116; Давыдов. 298–299; Семевский. 48, 45. ВУА. XIX. 116. В другом месте Сеславин писал, что Орлов-Денисов, «посоветовавшись со мною и с Фигнером, отправился сам для переговоров и убедил Ожеро к сдаче» (Семевский. 48);
Ожеро так оправдывал своё решение: «Многочисленные атаки неприятеля вынудили нас удерживать лишь очень незначительную часть деревни. Наконец, после семи часов очень упорного боя, исчерпав все боеприпасы, потеряв весьма значительную часть своих войск, не имея надежды соединиться с генералом Барагэ д’Илльером, поскольку все коммуникации были прерваны значительно превосходящими силами, я вынужден был принять условия генерала графа Орлова, который, вследствие моего упорного сопротивления, считал меня гораздо более сильным. Я сдался в плен с немногими силами, каковые у меня оставались, на условиях следовать с воинскими почестями, сохранить весь наш багаж, а офицерам — шпаги». В приписке, обращённой к Бертье, он добавил: «Упорный бой, который я выдержал, и почётные условия, которых я добился, послужат мне, смею надеяться, оправданием перед Его Величеством». {44} Во всех партизанских донесениях число пленных определяется одинаково: 1 генерал, 60 офицеров, 2000 рядовых; при этом Орлов-Денисов уточнил, что «гораздо более еще пало на месте сражения». Чичерин записал в дневнике, что 11 ноября «светлейший… сообщил, что взято еще 29 пушек, 3200 пленных, 130 офицеров из корпуса генерала Ожеро». В письмах Кутузова потери противника увеличены до 65 офицеров, 2000 нижних чинов пленных и более 2000 убитых. Эти цифры обычно используются в отечественной литературе, хотя иногда приводятся официальные французские данные — 19 офицеров и 1650 солдат; впрочем, и эта цифра отражает, вероятно, численность войск Ожеро перед началом боя без учёта понесённых затем потерь убитыми. {45}
44
Chuquet. La Guerre. 130–131.
45
Chuquet. La Guerre. 133; ВУА. XIX. 115, 116, 163; Кутузов. IV. 2. 264, 270; Давыдов. 184–165; РОССИИ ДВИНУЛИСЬ СЫНЫ. М., 1988. С. 254. Наиболее точно определил потери французов Кастеллан, записавший 10 ноября в дневнике: «Взята в плен одна временная полубригада из дивизии Барагэ д'Илльера под командой майора Траси; генерал Ожеро также взят в плен» (Castellane В. Journal. Т I. Paris. 1895. Р. 184; Goriainow. 293). Советские авторы завышали численность войск Ожеро. Один писал, что «была полностью разгромлена крупная группа войск генерала Ожеро. Из 3 тыс. окруженных 1669 сдались в плен, а остальная часть была почти полностью истреблена», другой выдумал, будто «крестьянские и войсковые отряды партизан, действуя совместно,… заставили сложить оружие целую неприятельскую дивизию» или, по другой версии, партизаны, «соединившись под Копысом с местными крестьянами-партизанами, взяли в плен остатки корпуса генерала Ожеро» (Бабкин. 173, 161; Вершигора П. П. ВОЕННОЕ ТВОРЧЕСТВО НАРОДНЫХ МАСС. М., 1961. С. 387, 412).
«Наступившая ночь, — вспоминал Орлов-Денисов, — помешала усилить действия противу Бараге-Дильера, а он, пользуясь темнотою оной, отступил проселочными дорогами к Смоленску». Барагэ сделал это вовремя, так как на следующий день сюда подошли русские войска. Милорадович сообщал 29 октября (10 ноября): «Сего утра на разсвете узнал я из рапорта г.-м. Панчулицова, следуемаго впереди авангарда, что неприятельский отряд находится в Холме, а г.-л. Раевский с корпусом в Рукине», и приказал первому следовать на Ляхово, а второму — идти на неприятеля по большой дороге к Холму, однако вскоре получил известие о том, что Орлов-Денисов уже «взял генерала Ожерова, 60 офицеров и 1500 солдат в плен». В тот же день Давыдов со своей партией прошёл через Долгомостье, а Кутузов, прибывший с главной армией в Балтутино, написал Орлову-Денисову, что «с нетерпением ожидает довершения поражения запершегося неприятеля в Язвине, о чем просит немедленно ему донести». {46}
46
ВУА. XIX. 119, 159; Кутузов. І.2. 244. Пожелание фельдмаршала не могло осуществиться, так как, по словам Давыдова, «вместо того чтобы немедленно идти к Долгомостью на Бараге-Дильера, встревоженного разбитием кирасиров своих, или обратиться на отряд, стоявший в Ясмине, мы все повалились спать и, проснувшись в четыре часа утра, вздумали писать реляцию» (Давыдов.
299-300)
В день, когда происходил бой у Ляхова, Наполеон прибыл в Смоленск. Он приказал выслать на две мили к югу от города корпуса Понятовского и Жюно. «8-го, — вспоминал унтер-офицер Ф. Л. Вагнер, — мы двинулись через Днепр, через город на Адамово и оттуда на Дрозжино, чтобы наблюдать за дорогой на Ельню. Здесь мы оставались стоять до 10-го». На самом деле приказ направиться к Дрозжино был отдан 8-му корпусу 9 ноября. Ф. В. Лоссберг записал в дневнике: «Генерал Барагэ д'Илльер имел неудачный бой с русскими, в котором потерял более 1000 человек, не считая отставших от изнеможения, после чего отступил на нас, а мы последовали за ним». 11 ноября вестфальцы отступили и стали лагерем между Адамово и Смоленском. {47}
47
Corr. 19329; Wagner F. L. TAGEBUCH // JAHRBUCHER FUR DIE DEUTSCHE ARMEE UND MARINE. Bd. 111. 1899. S. 214; Giesse. 183; Лоссберг Ф. В. ПОХОД В РОССИЮ В 1812 Г. // ВОЕННО-ИСТОРИЧЕСКИЙ ВЕСТНИК. 1912. № 3. С. 85–86.
П. Деннье рассказывал, что в Смоленске «император надеялся получить известия от генерала Барагэ д’Илльера, позиция которого стала весьма критической… Дело было как раз у ворот Смоленска, когда один офицер Барагэ д'Илльера прибыл
48
Denniee. ITINERAIRE DE L’lMPEREUR NAPOLEON… Paris. 1842. P. 126–127; Chuquet. LETTRES. 141; Jomini H. PRECIS POLITIQUE ET MILITAIRE DES CAMPAGNES DE 1812 ET 1813. T. I. Paris. 1886. P. 171; PA. 1907. № 12. C. 571.
Партизан Д. В. Давыдов
11 ноября Наполеон приказал расформировать отряд (le corps) Барагэ, а остатки войск, его составлявших, — 3993 человека и 858 коней — присоединить к соответствующим корпусам. Это были: два батальона маршевого полка гвардии (966 чел.); 2-я маршевая полубригада (1565 чел.), влившаяся в состав 1-го корпуса; 4-я маршевая полубригада (550 чел.), присоединившаяся к 3-му корпусу; 9-й, 10-й, 11-й маршевые эскадроны улан и отряды 6-го, 7-го, 8-го, 9-го и 11-го гусарских полков, вошедшие в корпус Латур-Мобура; рота 1-го батальона минёров и различные отряды артиллерии, рабочих и обоза. Барагэ было велено отправиться в Кёнигсберг и принять губернаторство вместо Луазона. Явно под впечатлением ляховской капитуляции император в тот же день приказал губернаторам Минска и Вильно «не посылать против неприятеля маршевых полков, ни кавалерии, ни пехоты; это бесполезное истребление сил; такие полки не в состоянии сражаться… подлинное безрассудство посылать их на неприятеля; погублено таким образом много народа»; эти полки должны были оставаться в гарнизонах. {49} Очевидно, что поначалу император видел главную причину позорной капитуляции в слабой боеспособности маршевых войск (молодых конскриптов). Быть может Барагэ выдвигал это обстоятельство в качестве своего оправдания, ведь именно о нем писал своей супруге неделею раньше; в поведении же самого генерала императору предстояло ещё разобраться.
49
Corr. 19331, 19334; Chuquet. LA GUERRE. I. 134; Kukiel. II. 352; Fain II. 295–296; Meneval. C. MEMOIRES. T. 3. Paris. 1894. P. 80.
Не до конца ясной остается судьба одного из подразделений дивизии Барагэ — 3-й полубригады майора Абержу. Согласно приказу, Абержу оставил в Вильно часть своих войск, принадлежавших полкам 2-го корпуса (10 рот), но у него ещё оставались роты из полков 3-го корпуса. Можно предположить, что эти войска вместе с отрядом поляков под командой Абержу по неизвестным пока причинам двинулись к югу и самостоятельно пыталась пробиться в Смоленск. Либо они были посланы на фуражировку, либо Барагэ отправил их, чтобы эвакуировать в Смоленск находившиеся в том районе магазины. Пролить свет на судьбу этого подразделения позволяют недавно опубликованные мемуары лейтенанта Родольфа Вьейо.
Заблудившийся отряд
Свое повествование Вьейо начинает с того момента, когда в начале ноября его дивизия располагалась где-то в российской глубинке, видимо, в районе Ельни. Однажды (точных дат он не указывает, кроме дня своего пленения) генерал заявил своим подчиненным, что они обнаружены неприятелем и немедленно должны тронуться в путь. Русский помещик дал французам проводников, чтобы провести их в Смоленск. «В нашей дивизии, — говорит Вьейо, — было три роты польской пехоты, офицеры и несколько унтер-офицеров которой весьма хорошо говорили по-русски»; поэтому было легко общаться с местным населением. Вечером первого дня отступления шеститысячная дивизия расположилась биваками в одном великолепном и громадном поместье, где войскам были выданы продукты: хлеб, мясо, пиво, водка, рыба; во дворах развели костры, все входы забаррикадировали и выставили посты. От помещика Вьейо узнал, что казаки уже наведывались сюда и знали о приближении французов, что главная квартира Кутузова расположена в нескольких верстах от Смоленска, а сами они находятся от него на расстоянии 80—100 верст.
Весь следующий день шли по бесконечному лесу, а ночью сбежали проводники и далее двигались, ориентируясь по солнцу, на запад и северо-запад. «Неожиданно, — пишет Вьейо, — мы вышли на необъятную равнину, до горизонта покрытую снегом. Прошли через несколько деревень; удивленные мужики выбегали с семействами из своих изб посмотреть на нас. Они не знали, победители мы или побежденные, и с нашими маркитантами и солдатами вели себя обходительно, но не смогли сказать, далеко ли до Смоленска». Некий учитель-немец сообщил, что город находится справа от них в 24-х верстах.
В следующий раз заночевали в большой деревне в 18 верстах от Смоленска, пораженные обитатели выбежали поглазеть на них. По требованию польского офицера староста дал им трех проводников. Двинулись в путь, распевая «Марсельезу», в полной уверенности, что к концу дня соединятся с главной армией. Пройдя более двух часов, неожиданно обнаружили вдали большую русскую колонну, пересекавшую дорогу, по которой шли французы. Допросили проводников, те были так взволнованы, что едва могли отвечать. После множества вопросов, сопровождаемых угрозами, они признались, что видели эту русскую дивизию с артиллерией, но собирались пройти так, чтобы не встретиться с ней; очевидно, она изменила направление и теперь движется на Смоленск. Скорее всего, французы столкнулись с летучим отрядом Ожаровского (два Полтавских, два Донских казачьих полка, Мариупольский гусарский, 19-й егерский полки, 6 орудий конной артиллерии), получившим приказ следовать в деревню Гостомлю, откуда посылать сильные партии в сторону Смоленска, и для установления связи с отрядами Давыдова и генерала Шепелева. 28 октября (9 ноября) этот отряд прошел через Балтутино и Стригино до Бербедяки на Рославльской дороге, где и заночевал. {50}
50
Vieillot. 97-110; ВУА. XIX. 108; Кутузов. IV. 2. 229.