Дело Рихарда Зорге
Шрифт:
Куда более дерзким шагом, однако, стала попытка заручиться поддержкой ведущего национал-социалистического теоретического журнала «Геополитик», основанного Карлом Хаусхофером, чья концепция геополитики — соотношения политики и географии, была тогда очень модной в высших партийных кругах. Зорге встретился с редактором, д-ром Волфинкелем, в Берлине. Волфинкелю уже было известно имя Зорге по тем статьям, что он посылал в германскую прессу из Китая, и он оказался достаточно любезным, чтобы дать Зорге рекомендательное письмо, в котором представил его двум сотрудникам германского посольства в Токио.
Собрав в Берлине рекомендательные письма от своих коллег-журналистов, а также от деловых фирм, торгующих с Японией, Зорге затем отправился в Мюнхен, чтобы навестить
Стоит вспомнить, что, согласно ортодоксальным марксистским взглядам того времени, нацистский режим считался недолговечным. Более того, Зорге прекрасно знал, что некоторые немцы в Японии были в душе антинацистами. И потому, как писал он, «после долгих размышле-ний я решил вооружиться еще в Германии как рекомендательным письмом от считавшейся пронацисткой «Геополитики», так и от «Tagliche Rundschau», известной своими антинацисткими взглядами».
Зорге также предложил свои услуги финансовой газете «Algemmen Handelsblad» из Амстердама, которая согласилась регулярно получать от него статьи из Токио [48] .
Из всех тайных встреч Зорге в Берлине главной была его встреча с будущим радистом его группы «Бернгардом». Тогда же они договорились вновь встретиться уже в октябре в «Империал-отеле» в Токио.
Теперь Зорге был готов отправиться в дальнейший путь, имея массу рекомендательных писем и надежную «крышу» иностранного корреспондента. Ехал он под своим собственным именем и по подлинному германскому паспорту. В своем последнем письме из Берлина, датированном 30 июля, он пишет: «Я не могу утверждать, что выполнил все на сто процентов, но было просто невозможно добиться большего и было бы бессмысленно оставаться здесь лишь для того, чтобы подписать соглашения о сотрудничестве с другими газетами… Я болен от безделья. Сейчас я могу только сказать, что предпосылки для моего возвращения к работе более или менее созданы».
48
Авторы выражают признательность нынешнему редактору этой газеты, который пишет: «Рихард Зорге работал на нашу газету с 1934 по 1940 год в качестве нашего корреспондента в Токио. Он не был у нас в штате, но регулярно писал для нас статьи. В январе 1940 года мы опубликовали его последнюю статью».
Поскольку могли возникнуть сложности практического характера, а также оставался большой риск быть узнанным, отправься он на Дальний Восток маршрутом через Сибирь, или Шанхай, или Суэц, Зорге решает воспользоваться другим путем — через Францию, минуя строго контролируемые порты Северной Германии, и далее в Соединенные Штаты.
И потому в июле он отплывает из Шербура в Нью-Йорк. Не осталось никаких данных о его неспешных передвижениях во все последующие недели, за исключением его визита к японскому послу в Вашингтоне с рекомендательным письмом от Хаусхофера и получения от посла такого же документа, адресованного начальнику Информационного департамента Министерства иностранных дел Японии в Токио, а также двух встреч в Нью-Йорке и Чикаго с членами аппарата Коминтерна в Соединенных Штатах, один из которых был сотрудником газеты «Вашингтон пост». Зорге встречался с ним на Всемирной выставке в Чикаго. От него он и узнал, что его японские помощники прибудут в Японию из Калифорнии, чтобы присоединиться к нему в Токио, а также способ установления контакта с ними.
Отплыв из Ванкувера 6 сентября 1933 года Зорге прибыл в Йокохаму.
Глава 6. ЯПОНСКАЯ СЦЕНА
Вишня — цветок среди цветов, воин — среди людей.
Политическая атмосфера в Токио, когда туда прибыл Зорге, оказалась душной и гнетущей, как и японская погода в сентябре,
Предполагаемыми жертвами этого убийства должны были стать премьер-министр Саито Макото и двенадцать его коллег. Адмирал Саито был человеком сдержанным, умеренно-оптимистического характера. Он не поддался патриотической истерии, а потому и стал мишенью для нападок со стороны националистов. Суть его позиции хорошо иллюстрируют слова, сказанные им уже в качестве премьера редактору газеты «The Japan Advertiser»: «Все будет хорошо, пока мы, старики, будем сидеть здесь, чтобы давить на тормоза».
Но в качестве фигуры общенационального масштаба этого проницательного моряка затмевал министр обороны Араки Садао. Генерал-лейтенант Араки был известен по всей Японии как защитник Кодо — или учения «Имперский путь». Подобно другим ультранационалистским элементам того периода, учение Кодо зачастую искренне, если это было удобно, представлялось его приверженцами, как нечто невыразимое словами. Суть их кредо, однако, состояла в вере в силу и добродетельность «прямого правления императора» и в божественную миссию Японии по расширению империи.
Что значит «прямое правление императора» никогда точно не определялось: нет сомнения, что идея эта была слишком возвышенной, чтобы подвергаться сухому анализу. Но для молодых ультранационалистов, офицеров японской армии, это само собой подразумевало радикальную реконструкцию японского общества на социалистических началах. Все богатство — финансы, основные фонды и землю, — превышающее некую определенную стоимость, следовало отдать или (как писали приверженцы Кодо) «вернуть» императору. Не удивительно, что среди защитников Кодо было много бывших социалистов и коммунистов. Поскольку, похоже, эта концепция приводила революционные действия в гармонию с традиционной верностью императорскому дому. Она была очень привлекательна для политически сознательных и недовольных младших офицеров в армии и флоте, которые презирали огромные капиталистические синдикаты — так называемые дзайбацу — и парламентских политиков, действовавших с ними заодно и во многих случаях на стороне этих концернов. В то же время эти крайние националисты испытывали дикий страх перед международным марксизмом, представленным в мире Коминтерном и Советским Союзом. Последний вообще рассматривался в качестве главного внешнего врага Японии.
Что до божественной миссии японской нации, то оккупация Маньчжурии, начавшаяся в сентябре 1931 года, была всего лишь первым шагом того процесса, который непременно должен быть продолжен. И вот здесь-то и начинался спор между сторонниками Кодо и генералом Араки о том, следует ли идти дальше на север и северо-восток. Судя по тем речам, что произносил Араки в 1933 году, генерал считал войну с Россией неизбежной и действительно близкой. Он даже установил дату нападения — года через два. Он обращался во многих случаях «к кризису 1935–1936 годов», когда Япония получит возможность поднять оружие против советских сил на Дальнем Востоке.
Вместе с генералом Араки в качестве министра обороны и его другом генерал-лейтенантом Масаки, занимавшим другой ключевой пост — генерального инспектора военной подготовки, — оказалось, что школа Кодо — Кодо-ха, как ее называли, — стала превалировать в военном мышлении Японии. Это мировоззрение, похоже, получило в то время широкое распространение и в кругах военных атташе в Токио. Американский посол Джозеф Грю заметил в своем дневнике 7 сентября^ 1933 года (на следующий день после прибытия Зорге в Йокохаму), что один из его собственных помощников-атташе согласен со своими зарубежными коллегами и считает русско-японскую войну «абсолютно неизбежной» и предсказывает, что начнется она весной 1935 года.