Дело Рихарда Зорге
Шрифт:
И вдруг совершенно неожиданно в начале 1934 года Макс получает приказ выехать из Москвы в Поволжскую немецкую республику. Ему были выданы проездные документы на имя Ротмана — его собственный паспорт остался в 4-м Управлении — и сказано, что он будет работать ремонтником на машинно-тракторной станции.
Позднее Макс утверждал, что его выгнали в наказание за неудовлетворительную работу в Маньчжурии. Однако более вероятным предположением является то, что таким образом его наказали за сожительство с Анной. И действительно, еще до возвращения из Маньчжурии он вызвал неудовольствие начальства, отвергнув предложение ехать в Россию одному.
На Волгу Макс ехал,
И потому, когда весной 1935 года Макс получил телеграмму из 4-го Управления с указанием вернуться в Москву, он ее просто проигнорировал. Не тронула его и вторая телеграмма в его адрес — более повелительная по содержанию.
Однако жить тихо и мирно на берегах Волги ему все же не позволили. В апреле руководитель энгельсского филиала коммунистической партии объявился собственной персоной в маленьком городке, где жили Макс и Анна, и пригласив к себе Макса, он, размахивая телеграммой от маршала Ворошилова, категорически, не терпящим возражения тоном сообщил Максу, что он должен немедленно отправляться в Москву.
Макс вынужден был подчиниться. Он уехал в Москву без Анны, вооружившись рекомендательным письмом от энгельсского комитета партии в адрес 1-го Управления Красной Армии. Макс прекрасно знал, что документ был не по адресу, как знал и то, что это приведет к путанице и задержке, когда он появится в Москве, однако это никоим образом не расстраивало его. Наоборот, он испытывал чувство злорадного удовлетворения, поскольку давно затаил злобу на 4-е Управление за то, как оно с ним обошлось. В любом случае он не был, как правило, расположен вновь работать с разведкой, и потому должным образом доложился в 1-м Управлении. Как он и ожидал, лишь после нескольких телефонных звонков офицеров этого управления он был, наконец, востребован в собственном управлении.
Оказавшись, наконец, по адресу, Макс был препровожден в кабинет генерала Берзина, который сразу спросил его, почему он проигнорировал две телеграммы, вызывавшие его в Москву. Макс ответил, что, во-первых, жизнь его на Волге «достигла экономической и общественной стабильности», а во-вторых, что он просто хотел восполь-зоватся случаем, чтобы выразить протест против ссылки его в качестве наказания в этот район. Берзин пообещал разобраться и ответил согласием на мольбу Макса позволить ему забрать в Москву и Анну, остававшуюся пока в Поволжье.
Вернувшись в Москву с Анной, Макс с помощью 4-го Управления купил дом в пригороде Москвы — Химках. Устроив там Анну, он решил сам жить в радиошколе, посещая Химки
На первомайском параде 1935 года можно было видеть Макса Клаузена и Вейнгартена, шагавших по Красной площади во главе небольшой группы молодых китайцев. Это были курсанты — слушатели специального курса филиала радиошколы, созданного исключительно для китайских коммунистов. Сам Макс не имел отношения к их обучению — за это отвечал Вейнгартен. Этот курс для китайских радистов — само существование которого, по словам Вейнгартена, было строго охраняемым секретом — еще не открылся, когда в январе 1934 года Макс с Анной уехали в Поволжье. Знаменитый Великий поход китайской Красной Армии начался в ноябре этого же года, и утверждалось, что решение перенести главную базу «красных» с границы Куангси-Фукиен в северо-западный район Китая было принято по указанию Москвы. В мае 1935 года Великий поход все еще продолжался — до августа красные не продвинулись севернее Шенси. Ясно, что молодые слушатели, работавшие под началом Вейнгартена, были предназначены для службы в китайской Красной Армии, после того как она обоснуется в той части Китая, к которой был прямой, хотя и трудный доступ из Советского Союза через дикие, но дружественные территории. В действительности и сам Вейнгартен должен был отправиться в Красный Китай. Вот почему именно Клаузена, а не Вейнгартена выделили для миссии Зорге в Японии.
Однажды в конце лета Вейнгартен сообщил Клаузену, что Зорге в Москве и хочет встретиться с ними обоими в конце дня в кафе недалеко от радиошколы. И когда эти трое встретились, Зорге за выпивкой объявил, что хотел бы, чтобы один из них, или Клаузен или Вейнгартен, поехал бы с ним радистом в Токио. Однако Макс ответил, что он теперь числится в западноевропейском отделе Управления и потому рано или поздно должен будет отправиться в Германию.
«Можешь об этом не беспокоиться, заверил его Зорге. Я договорюсь, чтобы ты смог приехать в Токио».
Вскоре Макса вызвали в кабинет Корина, начальника дальневосточных операций 4-го Управления, и сообщили, что с этого дня он будет числиться в этом отделе и вскоре должен будет присоединиться к Зорге в Токио. Сам Зорге присутствовал в кабинете, когда Макс получал новые указания.
В то время Макс обучал работе на радиоприемнике шведскую пару в филиалах 4-го Управления, расположенных неподалеку от Смоленской площади. И вот теперь он бросил все и принялся готовиться к своей будущей миссии в Японии.
Через шесть лет, после ареста в Токио он напишет письменное заявление на имя политической полиции, в котором изложит свои взгляды на Японию. Некоторые отрывки из этого сочинения есть смысл процитировать, поскольку они прекрасно иллюстрируют склад ума Макса Клаузена. Следует, однако, напомнить, что, вполне возможно, написано это было по принуждению и, без сомнения, в условиях строгого тюремного заключения.
«Я считал Англию (пишет Клаузен) самой тиранической страной в мире, однако позднее пришел к выводу, что Япония, новичок в современном мире, еще хуже, чем Англия, потому что Япония стала мощной капиталистической страной о помощью самого простого и дешевого способа — копирования всех изобретений, придуманных другими нациями. И это привело меня в негодование.