Дело Рихарда Зорге
Шрифт:
Поскольку даже другие капиталистические страны не вызывали у меня подобного негодования, не было ничего удивительного, что я почувствовал глубокое удовлетворение, когда Москва приказала мне приступить к шпионской деятельности в Японии…
На самом деле я ничего не знал о Японии до того, как приехал сюда, но я считал ее агрессивной нацией, потому что она покорила Корею около тридцати лет назад и десять лет назад оккупировала Маньчжурию. Я испытывал жгучее негодование и страстно желал свергнуть японскую капиталистическую систему. В то время я не понимал истинных мотивов японского правительства…
Я был очень горд, когда Москва доверила мне вести радиооперации в токийской шпионской группе. Я приехал в Японию как враг японского правительства, но, как я думал, как друг японского народа.
Я всегда считал, что
В Японию Зорге и Клаузен добирались порознь — первый, вероятно, выехал в конце августа 1935 года, а последний — в сентябре. Оба, очевидно, получили прощальный инструктаж у генерала Урицкого, на котором генерал напомнил им, что главная цель их шпионской деятельности — это давать точный анализ японских намерений в отношении Советского Союза. Планирует ли Япония совершить нападение, и если да, то когда? В своем «признании» и в устных показаниях перед японским судом Зорге утверждал, что Урицкий сказал им с Клаузеном, что их первейшая задача состояла «в предотвращении войны между Японией и Советским Союзом. Это был вопрос первостепенной важности для всех руководителей в Москве».
Зорге дает понять, что Урицкий предупредил его о необходимости пристально наблюдать за развитием японогерманских отношений. И хотя летом 1935 года было еще слишком рано предсказывать, насколько далеко может зайти улучшение двусторонних отношений, Москва была убеждена, что явно имело место возобновление дружеских отношений и, более того, что направлены они были главным образом против Советского Союза.
Нет сомнений, что Москва уже была осведомлена о том, что с немецкой стороны протянулись первые, пока пробные щупальцы, поскольку в мае или июне Риббентроп попросил немецкого бизнесмена, имевшего связи на Дальнем Востоке, д-ра Фридриха Хака, обратиться к генерал-майору Осиме, японскому военному атташе в Берлине, и передать ему конфиденциальное предложение Риббен-тропа рассмотреть возможность начала какого-либо рода переговоров между двумя странами о создании оборонительного союза против России.
Обратный путь Зорге в Японию окутан тайной. Сам он утверждал, что вылетел из Москвы самолетом. Уиллоби, однако, сообщает, что Зорге добирался в Японию на первом «юнкерсе», вылетевшем из Германии. Но ни среди экипажа, ни в списке пассажиров этого рейса не встречается фамилия Зорге.
Некоторые свидетельства дают основания предполагать, что в действительности он возвращался в Японию через Европу и Соединенные Штаты. По его собственным словам, он побывал в Голландии — возможно, чтобы нанести визит в редакцию той амстердамской газеты, которую он представлял. Он утверждает, что там он уничтожил свой фальшивый паспорт на имя австрийского гражданина, а также рассказывает, как на обратном пути побывал у портного в Нью-Йорке, который успел сшить ему костюм до того, как Зорге отплыл-из города в начале лета, что, когда он вновь встретился с этим человеком, высадившись в Америке, Зорге пользовался австрийским именем, которое было у него в фальшивом паспорте. Портной вспомнил и самого Зорге, и то, что два или три месяца назад у него было другое имя. Однако, заметил Зорге позднее, «люди в Соединенных Штатах не находят ничего странного, когда один и тот же человек пользуется разными именами».
Единственное, что, по крайней мере, можно точно утверждать, это что Зорге вернулся в Токио до конца сентября 1935 года. Любопытно, что, судя по рассекреченным протоколам, японские судебные власти, похоже, почти не проявили интереса к путешествию Зорге из Москвы в Токио в 1935 году.
Намного больше известно о передвижениях Макса Клаузена. Он доплыл морем из Ленинграда до Гавра, где пересел на другой пароход, направлявшийся в Нью-Йорк. Анна осталась в Москве, но Макс не скрывал своего намерения встретиться с ней позднее в Шанхае и забрать с собой в Японию. 4-е Управление снабдило Макса необходимыми средствами и двумя паспортами, итальянским и канадским, в добавление к его собственному. Он пересек Атлантику на американском
14 ноября Макс Клаузен сел в Сан-Франциско на пароход «Татсута-мару» в качестве пассажира, а две недели спустя, 28 ноября, сошел на берег в Йокохаме. Причем, когда он высаживался на японскую землю, среди его вещей не было радиопередатчика, но он ухитрился контрабандой провезти две электронные лампы для него. Другие радиодетали он приобрел уже в Японии.
Перед расставанием в Москве Зорге сказал Клаузену, что он должен находиться в баре «Голубая лента» близ Су-кийябаси, в Токио каждый вторник в определенное время вечером. 28 ноября 1935 года, день прибытия Клаузена в Японию, оказался вторником. Но уже на следующий вечер Макс отправился в токийский немецкий клуб, где и встретил Зорге. Однако во время этой встречи им удалось лишь обменяться несколькими фразами, поскольку вокруг было слишком много людей. Но они сумели урвать несколько минут, чтобы побеседовать наедине в библиотеке, где и договорились, что встретятся завтра в баре «Голубая лента» в шесть часов вечера.
А тем временем Анна в Москве была предоставлена самой себе. Через день или два после отъезда Макса ее навестила женщина из 4-го Управления, которая велела ни с кем не общаться, а чтобы удостовериться, что инструкции выполняются, эта женщина едва ли не ежедневно посещала Анну. Время от времени появлялся человек из Управления и передавал Анне деньги на житье. Так, находясь под постоянным наблюдением, Анне пришлось прожить в полном одиночестве всю осень и зиму.
Последующая судьба друга и товарища Макса Клаузена по радиоделу, Вейнгартена, остается неясной. Нет сомнения, что он отправился в Китай. Предполагали, однако, что позднее его отправили в Германию, где он записался в армию. Он был арестован в 1943 году в штаб-квартире военной разведки на Восточном фронте. Оказалось, что главной его задачей было следить за прибытием секретных агентов, засылавшихся в Германию из Советского Союза. Немцы заставили его работать на себя и продолжать радиопередачи, таким образом захватывая все новых советских агентов, по мере того как они прибывали, и передавая их в руки гестапо, которое, конечно же, сумело выпытать у Вейнгартена ключ к его шифру, хотя по-прежнему нуждалось в его услугах. Ведь у каждого радиста свой почерк, и Москва сразу же заметила бы подмену. Если все это правда, то вполне вероятно, что Вейнгартен дожил до конца войны.
Глава 10. НАСТОЯЩАЯ МИССИЯ НАЧИНАЕТСЯ
Не талант, не экзамены, которые я сдавал в московской разведывательной школе, но мое углубленное изучение японских проблем — вот что имело самое большое значение.
После возвращения из Москвы главной заботой Зорге было устроить Клаузена и проследить, чтобы радиостанция была приведена в рабочее состояние. Это потребовало некоторого времени, но уже в декабре Зорге познакомил Макса с Вукеличем и предложил, чтобы радиосеансы велись из дома последнего. Вукелич тогда жил один — Эдит ненадолго вернулась домой в Данию, и они с Максом выбрали две комнаты на втором этаже, которые показались им вполне подходящими для этой цели.
И все же первая радиопередача велась, по-видимому, не из дома Вукелича, а из дома Гюнтера Штайна, журналиста, представлявшего лондонские газеты «News Chronicle» и «Financial News». Макс познакомился со Штайном в декабре в доме Зорге. Гюнтер Штайн прибыл в Японию годом раньше. Позднее он стал натурализованным британским подданным, хотя и был немцем по рождению. На каком-то этапе своей карьеры он был московским корреспондентом газеты «Berliner Tageblatt». Его книга «Сделано в Японии» завоевала ему широкое признание и репутацию специалиста по японским делам.