Дело рыжего киллера
Шрифт:
Марина с трудом очнулась. Дышать было тяжело — на нее кто-то навалился. К своему непередаваемому ужасу она увидела, что это был отчим. Уткнувшись мокрым от слез лицом и усами в ее шею, он бормотал что-то пьяное, бессвязное.
С колотящимся сердцем Марина выбралась из его объятий — отчим спал, продолжая стонать и всхлипывать. Она дрожащими руками оделась, собрала кой-какие вещи, растолкала сонного братика Петеньку и, ничего не понимающего, вывела из квартиры на ночную улицу. Оставаться со Станиславом Трофимовичем было уже не только страшно, но и опасно. Но куда идти в такой час?
До пяти утра они, обнявшись, проспали
Марина никогда и ни за что не хотела больше вспоминать о Львове. Все светлое из детства, связанное с этим городом, в один момент было перечеркнуто тем страшным ночным кошмаром.
После выпускных экзаменов Марина решила уехать в Петербург — поступать на филологический факультет университета. Тетка успокоила ее, уверив, что будет следить за Петенькой не хуже родной матери, да Марина в этом и не сомневалась. Новая родня собрала сироте деньги. Во Львове Марина даже не стала заглядывать в свою квартиру. Старого уже не существовало. Начиналась новая, другая жизнь.
Из старой жизни в Питер была захвачена только эта плотно набитая фотографиями обувная коробка — весь семейный архив Войцеховских. Марина знать не знала многих из людей, изображенных на снимках, но что-то остановило ее от того, чтобы выбросить пожелтевшие карточки. В снимках было свое очарование. Вот молодая бабушка с уложенными вокруг головы косами, смеющаяся, в расшитой украинской кофточке. Она же — в широкополой шляпе, кокетливо сдвинутой на бок, под руку с каким-то военным, но не с дедушкой. Маленькая мама в матроске и гофрированной юбочке, гольфик, трогательно сползший на лакированную туфельку. Мама-школьница, мама-студентка в стройотрядовской куртке, веселая компания однокурсников, позирующая где-то в Варшаве, где никогда не была Марина. Свадебное фото: Анна Леопольдовна и Станислав Трофимович, додумавшийся хотя бы снять свою форму и сменить ее на гражданский костюм в тот день… Мама с кружевным кульком наперевес, на фоне таблички родильного дома… Младший брат Петенька, зареванный после первого дня посещения детского сада… Последние, уже цветные снимки — пергаментное лицо мамы, большие и потухшие глаза… Девушка взяла с собою всю эту память о семье, которая когда-то была у нее во Львове.
…Марина кое-как добралась до комнаты. Своей, за которую теперь неизвестно как расплачиваться. Добралась. И без сил ничком упала на продавленный диван.
«Что делать? Эти бандиты не отвяжутся. В милицию идти бесполезно — они вряд ли смогут защитить. Деньги взять негде. Катька со своим «папиком» отдыхает в Эмиратах. Да и зачем втягивать подругу в эту историю? Зачем ей лишняя головная боль? А встреча со Змеенышем назначена на завтра.
А если не идти на эту встречу и ждать? — Это не выход: все равно найдут, а то, еще хуже, позвонят в отделение и шепнут по-змеиному, мол, вы убийцу ищите, а она живет припеваючи в новой комнатке.
Почему
— Господи, что делать, — мучительно думала Марина, — кто сможет поверить мне, а не этому выкинутому из бомжатского пакета стаканчику с отпечатками пальцев»?
И чем дольше она задавала себе один и тот же вопрос, тем яснее понимала, что во всем Петербурге рассчитывать ей не на кого и надо немедленно бежать из города, в который она приехала несколько лет назад с такими надеждами…
Глава 3. Я встретил ва-ас…
…Хмурым июльским утром 1991 года Ил-62 зашел на посадку в Пулково. У Алексея начиналась новая жизнь…
Сначала он рассчитывал добраться до квартиры в старинном доме на улице Чайковского. Там можно было бросить опостылевший багаж, состоящий из спортивной сумки и «дипломата» (большего добра в военной прокуратуре нажить не удалось) и помыться. Затем Нертов собирался навестить родителей, живших в Ленинградской области — отец Алексея директорствовал на одном из заводов и потому перебрался из Питера поближе к своей фирме, построив среди сосен весьма приличный по тем временам дом.
Только надеждам молодого человека не суждено было сбыться. От багажа он, правда, избавился и даже доехал до нужного железнодорожного вокзала. Но задержался у ближайших ларьков, забитых всяким ярким барахлом. В это время на его глаза сзади легли две теплые ладони.
— Кто это? — Прошелестело над ухом.
— Ты, — Алексей не нашел более оригинального ответа и, отведя чужие ладони от своего лица, оглянулся. Перед ним стояла, улыбаясь, бывшая жена — Светлана, с которой он успел по дурости расписаться на одном из младших курсов и так же скоропостижно развестись на последнем. Впрочем, расстались они довольно мирно к общему удовольствию — у обоих в это время появились другие симпатии, слишком отягощавшие семейную жизнь.
Симпатии, понятное дело, как пришли, так и ушли еще до защиты дипломов. Но и Алексей, и Светлана отнеслись к этому философски, а накануне отъезда Нертова на службу бывшие супруги даже умудрились совместно помянуть ушедшую любовь в уютном кафе. Причем, «поминки» оказались столь бурными, что вновь испеченный лейтенант юстиции чуть не опоздал к месту службы — спасибо еще, что Светлана умудрилась-таки проснуться буквально за час до отхода поезда и растолкать спящего экс-мужа.
И вот теперь — снова встреча с бывшей однокурсницей и супругой.
— Ой, Лешенька, ты вернулся, — затараторила Светлана, будто только и делала прошедшие два года, как ждала его возвращения, — это дело, как говорится, надо обмыть.
Алексей попытался отнекиваться, но железная логика бывшей жены оказалась непробиваемой. Мол, родители все равно еще не знают о возвращении, а у нее, Светланы, появилась квартира. «Здесь, на Невском, недалеко. Милый, тебя никто не заставляет лезть ко мне в постель. К тому же я замужем. Мы можем распить бутылочку «Мартини», а я попутно расскажу, что у ребят делается. Ты не представляешь… Впрочем, как знаешь. Можешь ехать, куда заблагорассудится». И Светлана обиженно надула губки.