Дело с двойным дном (пер. В.Селиванова)
Шрифт:
Януш очень заинтересовался:
– И что же на сей раз утверждает Яцусь-ясновидец?
– Что убийца нашел сокровища. По его словам, у стены лежало что-то кожаное, похоже, мешок из кожи. А может, сумка, а может, портфель, а может, папка.
И наверняка это была очень хорошая кожа, раз сохранилась в таком прекрасном состоянии столько лет.
– Действительно, ясновидец, – проворчала я. – Не видя предмета, уверяет, что сохранился в прекрасном состоянии. И вы ему верите?
– Так ведь приходится. Все, что ни говорит этот паршивец, оказывается
А вот пусть пани мне лучше скажет, почему холерный пес не поднял шум вовремя? Вы ведь у нас специалистка по собакам.
– Потому что там не было хозяина овчарки, – пояснила я. – Ведь немецкие овчарки выдрессированы защищать хозяина. Хозяина там не было, хозяину никто ничего плохого не делал, пес и подумал – на кой мне вмешиваться? Но он был явно взволнован, встревожен, ему очень не нравилось то, что делалось в доме.
А насчет шума ты не прав, его вся округа слышала.
– Спохватился, пся крев! Нет чтобы пораньше завыть!
– Давайте-ка лучше о деле говорить, – раздраженно перебил наши собачьи разговоры Януш. – Где у этого прадедушки еще были дома? Неужели не могли сообразить, что не мешает и полиции покопаться в ипотечных архивах?
– В Рыбенке был у него дом, – вспомнилось мне. – Пани Кристина говорила о Рыбенке. Я запомнила, потому что в детстве бывала там.
– У прадедушки? – удивился Болек.
– Откуда мне знать у кого? Совсем маленькой девчонкой приезжала туда с родителями. Может, и у прадедушки, если он сдавал свой дом дачникам.
Болек рассказал нам, что он тоже уже подумал о прадедушкиных домах и даже предпринял кое-какие шаги. О доме в Рыбенке послал запрос в соответствующую комендатуру полиции, возможно, ответ уже пришел. Кроме того, установлено, какие именно дома в Грохове принадлежали прадедушке. Оказалось, два дома на улице Грошовицкой. Два солидных доходных дома, построенные перед самой войной. Кирпичные. Правда, ни в одном из них сам он не жил, но чем черт не шутит?… Может, использовал по другому назначению.
Януша по-прежнему больше всего интересовали предположения ясновидца, и он опять спросил:
– А что еще говорит Яцусь? Если можно, поподробнее.
Теперь Болек проявил бдительность. Прежде чем сунуть в рот очередной кусок сельдерея, он внимательно осмотрел его и вырезал толстые волокна, а оставшееся нарезал мелкими кусочками и принялся есть с творогом.
– Жратва первый сорт! – похвалил он, уминая деликатес за милую душу. – Никогда не думал, что эта трава может быть такой вкусной. Вот если бы она еще была без ниток… А Яцусь… Что же, он на сей раз почему-то ничего не говорил. Сначала не говорил, а потом разговорился. Следы там были очень запутанные, и этот чертов щенок заявил – не мог покойный все залить своей кровью, не его это кровь.
Анализ, конечно, покажет, но этот щенок уже теперь уверен: вместе с двумя искателями сокровищ был там и третий. Ну, может, не одновременно с ними, но почти одновременно. И даже не так: одновременно, но не принимал участия в поисках. Тогда чем же он занимался?
– Портрет по памяти того тощего, которого видела Иола, – напомнила я.
– Сделали мы этот портрет, – на миг оторвался Болек от еды. – Вот он. Но не больно-то на него рассчитывайте, знаете ведь, как такие портреты далеки от истины.
Поручик извлек из бумажника фотографию и бросил ее на стол. Мы с Янушем жадно накинулись на нее. И в самом деле, запоминающееся лицо. Ярко выраженные скулы, нос кривоватый, асимметричный, вот только рот какой-то… ни то ни се. Похоже, Иола проигнорировала рот, а жаль.
– Вроде бы похож, – сказал Януш, подумав. – Бывал у Райчика один мужик, похожий на этого.
Сведения получены мною от достоверного свидетеля. Похож, точно похож… Имело бы смысл взять его на заметку.
Болек всецело согласился с бывшим полицейским.
И прибавил – если выйдут на мужика, похожего на фоторобот, сразу же схватятся за его ботинки. В ветеринарной клинике изо всех следов лучше всего получились следы подметок мужских ботинок. И если этот тип с фотографии там был, а ботинки не выбросил… Тогда их вяло ползущее расследование сразу ринется вперед бодрым галопом. Нет, Болек не может и мечтать о таком счастье. Бедного поручика совершенно измучил неизвестный четвертый сообщник вычисленный проклятым Яцусем, и Болек сам не знал, хотел он его найти или нет. Ведь этот четвертый может оказаться как совершенно бесценным свидетелем, так и совершенно лишним элементом, который может лишь усложнить и без того непростое дело.
– Во всяком случае, никакой бабы там не было, и уже это очень утешает, – грустно заметил поручик. – Правда, бабе ничего не стоит обуться в мужские ботинки, но тогда она будет по-особому ставить ноги, а у нас есть возможность определить это. Да и признаться честно, я верю этому проклятому Яцусю. Очень надеюсь, завтра утром узнаю хоть что-то из анализов, а вот ночью меня наверняка будут мучить кошмары…
История с племянницей до такой степени захватила меня, что ни о чем другом я и думать не могла.
А поскольку я никогда не отличалась ни терпением, ни выдержкой, принялась названивать девушке уже чуть свет. В моем понимании чуть свет. Каси уже не было дома. От Болека я узнала, что девушка учится и еще подрабатывает в разных рекламных агентствах, так что пришлось примириться с мыслью, что теперь лишь поздним вечером смогу застать ее. Касин телефон я узнала сама, не рискнула просить у Болека. Впрочем, для этого особого ума не требовалось, ведь в Варшаве имеются телефонные книги. Фамилию учительницы, в квартире которой временно поселилась Кася, я знала – Яжембская. Болек обмолвился, что живет Кася на Граничной улице. Правда, в телефонной книге оказалась прорва Яжембских, но, к счастью, лишь немногие из них проживали на улице Граничной.