Дело тел

Белецкая Екатерина

— О, засуетился, забегал, посмотрите на него, — проворчал Скрипач. — Иди, покупай. Шоколадное бери, оно поядренее.

— Я ванильное хотел…

— А я сказал — шоколадное, — припечатал Скрипач. — И там у тетки, кажется, мятные леденцы были. На сдачу.

Ит кивнул и ушел в буфет. Скрипач с полминуты сидел неподвижно, потом встал, ожесточенно потер ладонями виски. Сил уже никаких нет… вот так. Давай, давай, мироздание, давай, двигайся, родимое, а то мы уже приросли к

месту и начали, кажется, зарастать самым настоящим мхом.

— Примерные семьянины и горррррдость отделения, — зло пробормотал Скрипач. — Не могу. Даже дома уже не могу. Да, шило. Да, в жопе. Но тебе, мироздание, гневаться не на что, это же ты нас такими сделало. Не мы сами.

Скрипач сел обратно, на лавочку. Ита до сих пор не было. Застрял он там, что ли? Сходить? Или подождать?

…Ит появился через пару минут — в одной руке два стаканчика с мороженым, в другом — горсть карамелек в блеклых обертках.

— Ну и где тебя носило? — раздраженно спросил Скрипач.

— Там очередь, — пожал плечами Ит. — Хватит ворчать.

— Ладно, хрен с тобой. Слушай, я так и не понял — нам гидрики дадут санкт-реновские, или местные?

— Вот доедем до склада, и узнаем. Судя по тому, что склад на Киевской, местные. И не криви рожу. Не первый раз.

— Ссссуки, — с чувством произнес Скрипач. — Они ж по шесть кило весят! По шесть кило, и в болото!.. Нет, ну так дело не пойдет. Надо будет нормальные универсалки взять армейские. Неужели Илюха откажет?

— Брать мы будем всё, — твердо ответил Ит. — Если ты помнишь, мы не одни идем. Группа большая, проект большой. Пригодятся.

— Да, группа большая, — кивнул Скрипач. — Это тебе не вдвоем.

— А ты хотел бы вдвоем? — прищурился Ит.

Скрипач едва заметно улыбнулся.

— Чего ты скалишься, Джоконда, — сердито произнес Ит, хотя сердитость вышла совсем уж напускной. — Хочет он. Кто нас спросит?

— В этот раз — никто. А дальше — посмотрим. Время покажет.

6

Челочка и последствия

— Мам, а вот ты… о чем ты думала, когда тебе было восемнадцать?

В комнате девочек царил сейчас форменный разгром, сбор вещей находился в самом разгаре. Берта выбрала свободный уголок на Дашиной кровати, села, задумалась.

— Так о чем?

— Честно? — Берта чуть заметно улыбнулась. — Я думала, как не вылететь с первого курса, сохранить общежитие и остаться в Москве. И о том, что я хочу спать, пожалуй. А что?

— И всё? Серьезно? — Даша, видимо, ожидала иного ответа. Этот, как показалось Берте, ее огорчил, но врать в семье было не принято.

—

Серьезно, — кивнула Берта. Вздохнула. — Понимаешь, я же ушла из школы в четырнадцать, потом три года училась в медучилище и параллельно в вечерней школе. Еще успевала бегать по бабушкам, делать уколы от давления и готовиться в институт. Мама уже пять лет как ушла, а папа… он умер, когда мне было шестнадцать. Из квартиры меня тут же вышвырнули, брат мамин постарался, я снимала угол у одной из бабок. Когда закончила училище… мне надо было сразу поступить, потому что иначе я уехала бы из Москвы по распределению. Я поступила, к большому неудовольствию ректора, как ты понимаешь.

— Место было нужно тому, что мог дать взятку? — с горечью спросила Даша. Берта кивнула. — Ничего не меняется.

— Не взять меня не могли, вечерница, да еще с медалью, — Берта усмехнулась. — Но меня к тому моменту просветили, что могут выкинуть после второго семестра. Так что, мне кажется, ты понимаешь, о чем я тогда могла думать. Почему ты спросила?

— А ты влюблялась тогда в кого-нибудь? — решилась, наконец, Даша.

— Нет, — помотала головой Берта. — А ты?

— В том-то и дело, что нет, — Даша потупилась. — Может, со мной что-то неправильно? Верка вон с Витькой, у всех девчонок из бывшей группы есть ребята, и только я… — она не договорила. Осеклась, стушевалась.

— Всему своё время, — пожала плечами Берта. — Я первый раз влюбилась только в двадцать два. То есть мне казалось, что влюбилась. Потому что брак с этим человеком не принес мне ничего, кроме разочарования и печали. К тому моменту, как я вышла за него замуж, я любила твоего папу и рыжего. Только сама себе в этом признаться не могла. Долго не могла.

— А когда ты с ними встретилась?

— Мне было тридцать шесть. Вдвое больше, чем тебе. Так что не волнуйся, есть поговорка, что судьба и за печкой найдет. Влюбишься еще. Не ошибись только.

— Мам, а ты сейчас их любишь? — спросила Даша.

— Не знаю, — Берта отвела взгляд. — Это уже не любовь, наверное.

— А что?

— Что-то большее. Понимаешь, нельзя быть вечно влюбленным. Влюбленность и любовь — это разные вещи. Даш, я в этом не спец. Почитай классику.

Даша с досадой вздохнула. Тоже села на кровать, прямо на разложенные поверх покрывала вещи.

— Классику, — протянула она. — Шутить изволите, mama`n?

— Не изволю, — Берта посерьезнела. — То, что я к ним чувствую, на мой взгляд — нечто иное, нежели чем любовь.

— Увиливаешь, мам, — покачала осуждающе головой Даша. — Ну, не хочешь, как хочешь. Я тут у папы утащила блокнот…

— Опять? Даш, он будет ворчать, что ты ему писать не даешь.