Дело тел
Шрифт:
— Откуда ты про это знаешь? — спросил Фадан.
— А я сам таким был, — пожал плечами Первый. — Чем сильнее птица хочет научиться летать, тем выше она потом сумеет взлететь. Ты — хочешь. Знаешь, я думаю, у тебя большое будущее.
— Если всё кончится благополучно, — добавил Фадан.
— А вот чтобы оно кончилось благополучно, давайте готовиться, — Десятая решительно встала, остальные поднялись следом. — Вы же пойдете туда не просто так.
— Кстати, забыл спросить, — Бакли, до того тактично помалкивающий, рискнул вмешаться и слегка сбить пафос разговора. — Про будущее — это хорошо,
— Н-да… — протянула Даша, закрывая блокнот. — Уж убил, так убил. Не в настроении папа, судя по всему.
— Это ты еще приуменьшила, — Берта нахмурилась. — Если папа начинает, пусть и на бумаге, убивать богов, то…
— То хорошего ждать не приходится? — подсказала очевидное Даша.
— В некотором смысле да, — кивнула Берта. — Зай, а вот как ты считаешь, мы с отцами — молодые или старые?
Берта только-только прошла геронто, и выглядела сейчас лет на двадцать пять, совсем немногим старше дочери. По ее собственным словам возраст «за тридцать» ей поднадоел, да и в экспедициях после геронто работать будет куда как проще.
— Не знаю, — Даша задумалась. — Для незнакомых вы, как мне кажется, молодые. Для тех, кто вас знает — конечно, нет.
— Почему — конечно? — видимо, слова дочери задели Берту, но в тот момент Берта не понял, чем именно.
— Потому что вы — ворчливые зануды, — Даша решила, что пора обратить этот разговор в шутку, но в ту же секунду поняла, что не сумеет. — Потому что это не скроешь, да вы и не пытаетесь. Мам, у вас половина разговоров начинается со слов «а помнишь?». Постоянно это «помнишь, помнишь, помнишь». Понимаешь? Ты только не подумай, что я упрекаю тебя или отцов, нет! Ты задала вопрос, а я попыталась на него ответить. Прости, я не хотела расстроить тебя.
— Всё нормально, зайчик, — Берта прикрыла глаза. — Нет, правда. Всё нормально. И ты совершенно права. Знаешь, через какое-то время у тебя тоже это появится… это чертово «помнишь». Так вот, гони его от себя прочь поганой метлой. Даш, я серьезно. Для меня это «помнишь» давно стало маркером.
— Каким маркером? — не поняла Даша. — О чем ты?
— О том, что одна жизнь заканчивается, и начинается другая. Этой моей жизнью стала ты. И Вера. И это была самая моя лучшая жизнь, правда. Лучше — уже точно не будет…
Берта прикусила губу. Сильно, до крови. Но продолжила:
— И эта жизнь сейчас уходит от меня. И, знаешь, я совсем не уверена, что хочу в следующую.
— Мам, не плач, — кажется, Даша испугалась. — Не плач, пожалуйста!
— Как я могу не плакать, когда всё рассыпается на части, — Берта закрыла лицо ладонями. — Скажи мне, Даша,
— Мам, я тебя прошу…
— Всё нормально, — Берта отняла руки от лица, несколько раз глубоко вздохнула. — Всё в порядке, правда. Просто у твоих чертовых отцов шило в задницах, понимаешь? Сколько раз это было, бог ты мой, сколько раз!.. Это проклятое шило… эти бесконечные задания, с которых возвращались два полутрупа, но… у этих полутрупов были живые и горящие глаза! О, тогда они совсем даже не казались старыми, поверь. И знаешь, что самое страшное, дочь?
Даша осторожно кивнула. Она и сама уже была не рада, что затеяла этот разговор.
— То, что я тогда тоже себя ощущала живой. По-настоящему живой. И свободной, как птица в небе. И это при том, что жили мы под таким гнетом, под таким контролем, что ты себе этого и представить не можешь. Ладно. Закроем тему, пожалуй. А то я опять скажу сейчас «помнишь», и…
— Мне — не скажешь, — покачала головой Даша. — Видимо, пока что рановато.
— Ничего подобного, — парировала Берта. — Помнишь, ты ходила с папой есть мороженое?
— «Помнишь», — передразнила Даша.
— Ты помнишь, что я люблю орешки, которые там продаются?
— «Помнишь».
— Так почему же ты, если такая памятливая, не привезла бедной и несчастной родной матери крошечный кулечек орешков? — Берта встала, уперла руки в бока, и нахмурилась. — Вот что. Черт с ними, со сборами. Теперь моя очередь идти с тобой в кафе.
— А Верка с Витькой?
— Если поймаем их по дороге, прихватим за компанию. Чем больше народу, тем веселее. Гулять, так гулять! Смотри, какая погода замечательная. Ну когда еще мы так сможем пройтись? Вы приедете только осенью, а осенью уже совсем не то. Пошли?
Даша посмотрела на мать долгим, пристальным взглядом, от которого Берта внутренне вздрогнула — потому что это был ее собственный взгляд. Она видела этот взгляд тысячи раз. В зеркале. Недоверчивый, испытующий, пронзительный. Правда? Ложь? Пойму? Сумею?
— Пошли, — кивнула Даша.
— Положи только блокнот на место, а то Ит выскажет нам своё «фэ», когда приедет. Они второй день торчат на этом складе, и, кажется, хорошего настроения им это не добавило.
— Они там пиво пьют, — с неприязнью заметила Даша. Запах пива она не любила. — Не думаю, что им так настолько скучно.
— Пожалуйста, вырастили ехидну, — вздохнула Берта. — Уже пошли упреки. Вот возьму, и сама сегодня выпью пива.